Тело: у каждого своё. Земное, смертное, нагое, верное в рассказах современных писателей

После лекции один из профессоров сказал Евгению, что совершенно согласен с тем, что сходство – это топкое место (“топ-ко-е – я правильно выговариваю?”). Особенно топкое в восприятии японцев европейцами. Настолько топкое, что Евгений не поздоровался с коллегой N. Евгений сконфуженно попросил прощения: ему казалось, что с коллегой N он сегодня уже здоровался. Японский профессор излучал доброжелательность: “Ну что вы! Не волнуйтесь. Мы это поняли, когда вы дважды поздоровались с коллегой NN”.

Сергей Шаргунов Кровинка

– Когда появятся уши, дело сделано, – говорит врачиха.

На ней голубой халат и прозрачно-зелёная шапочка. То же самое на мне.

– Ху. Ху. Ху … – жена часто-часто дышит открытым ртом, живот её ритмично опускается вниз.

Ещё в начале беременности она заговорила о моём присутствии, и я легко согласился.

Вместо любопытства чувствую сейчас тёмную, дикую тревогу, хотя, судя по врачихам, всё идёт как и должно. Боюсь помешать им, отвлечь, лишний раз встретиться с женой взглядом, сдерживаю порыв выйти в коридор и мысленно тороплю – не её, конечно, а эти роды, как некое капризное божество.

Ноги широко разведены и высоко подняты, а между ними – яркое пятно света.

– Дышим, тужимся!

Я тоже тужусь, сжимаю запрокинутую ногу, поглаживая, стараясь придать сил. На другой ноге – рука врачихи. Мне кажется, мы толкаем заглохшую машину в гору.

– Дышим! Молодец!

Из сырого красноватого лоскута мяса показывается лоскут волос, тёмных, мокрых, вьющихся. Картина сюрреалиста.

Голова выступает мягкими толчками, склизкая, похожая на большой набухающий гриб.

Совершенно неожиданная волосатость той, чьё лицо никогда не видел.

– Расчёску уже купили? – смеётся врачиха.

Вторая врачиха, обхватив, тянет голову руками в резиновых перчатках.

Кажется, она действует грубо и опасно, но я молчу, не возражаю, уверяю себя: не мешай, это только кажется.

Рывок, рывок, новый плавный рывок, голова извлечена наружу – безжизненное квёлое красное личико с закрытыми глазами; на приставленный белый плат брызжут мутные фонтанчики. Мне мнится ужасное: ребёнок – мертворождённый …

– Передохни …

Врачиха поворачивает младенцу голову, как бы отвинчивая. Хочется крикнуть, но немею.

…Перемещает младенца личиком вверх, выпрастывает плечико, затем ручку …

– Потужься ещё! Ноги, ноги …

Слова перекрывает вопль.

– У-а-а …

Первый, но уверенный, как будто девочка репетировала там, где была.