Тело угрозы

Судя по содержанию донесения, сторонники честного подхода остались в меньшинстве – во всяком случае, пока. Потому, наверное, что впрыснутый им испуг был весьма строго дозирован. Для начала. Это еще будет обсуждаться. А где разговаривают – там неизбежно происходит утечка информации, на что, собственно, и делается расчет.

Интересно, думал российский президент, закончив чтение, каким образом удалось получить этот текст? В консультациях явно участвует очень ограниченное количество наиболее доверенных лиц. Запись на расстоянии? Или все же кто-то из них… Моссад? Шин Бет? Или что там у них еще?.. Скорее всего они. А вот наши думцы катаются туда-обратно – и никто ведь не привез ни разу ничего подобного. А ведь упрекни их в этом – обидятся! Никчемный народ, хотя и обходится стране в копеечку. Ничего не поделаешь – приходится быть цивилизованными, порой даже себе во вред…

Столбовицу позвонили по сотовому и попросили перезвонить; он не стал спрашивать – кому и куда, процедура была давно известна, нужно было только воспользоваться хорошо защищенной линией. Он так и сделал: выход на такую линию у него дома давно имелся. Разговор продлился недолго, однако, судя по реакции Столбовица, на каждую его секунду приходилось немало новых забот. Во всяком случае, так подумал бы всякий, кто следил бы за хозяином дома в эти мгновения. Таких, однако, не должно было быть здесь – и на самом деле не было.

Совершая утренний туалет, а потом – пробегая свои ежедневные две мили, он продолжал думать о полученном указании; оно не вызывало в нем других чувств, кроме досады, потому что шло вразрез с его давно уже выношенным проектом, имевшим прямое отношение к московскому гостю. Замысел был элегантен и хорош; но теперь красная цена ему была – пять центов, да и этих денег за него сейчас вряд ли дал бы кто-нибудь. Такова судьба всех планов, которым не суждено реализоваться. Если бы полученные им указания подлежали обсуждению – он нашел бы достаточно убедительные аргументы в пользу своего варианта; но его об этом не спрашивали, и вся свобода действий, которой он сейчас обладал, легко умещалась в границах поисков наилучшего способа выполнения полученного приказа. Только-то. Как ни старался он произвести на россиянина впечатление человека, самостоятельно решающего, что нужно и чего не нужно делать, – сам он отлично понимал) что его самодеятельность никак не распространялась на “что” и ограничивалась лишь рамками “как”.

Зато в этих пределах он мог дать себе волю. И, ритмично отталкиваясь ступнями от дорожки и равномерно, в такт шагам, потому, что создать помехи его движению было бы трудно, в этом как раз проблемы не было бы, – но потому, что на такой вариант никто не пошел бы: международный скандал сейчас был бы никак не кстати, и тот, кому пришло бы в голову вызвать шум, мог бы сразу похоронить все мысли о своей дальнейшей карьере. С учетом этих обстоятельств приезжий – сам или кто-то из его небольшой свиты – должен был связаться с нужными людьми (а такие, конечно, тут были, на этот счет Столбовиц не питал иллюзий) и подготовить неожиданный отъезд, даже демонстративный, в заранее подготовленное место – а Америка достаточно велика, чтобы в ней можно было раствориться до поры. Главное – чтобы было на чем уехать, чтобы благополучно сесть в это средство передвижения – по земле или воздухом – и прощально помахать рукой. Вот призванные на помощь люди как раз и могли теперь вести наблюдение за Столбовицем, за домом и прилегающей территорией, чтобы наилучшим образом разработать план побега – именно так это и следовало называть.

Вторая гипотеза состояла в том, что здесь имелось не так уж мало людей, которым именно скандал между Штатами и Россией был бы сейчас крайне выгоден уже потому, что неизбежно затормозил бы ход подготовки к Конференции и Соглашению. С точки зрения этих людей, чем громче скандал и чем грубее действие, которое послужит поводом для него, – тем лучше. Чем более уязвленной и оскорбленной почувствует себя российская власть – тем менее вероятным сделается скорый созыв Конференции и тем больше воспрянут духом ее противники по обе стороны обоих океанов. Сторонникам такой точки зрения могло пригодиться любое, даже самое гнусное действие во вред и гостю, и принимающей стороне, то есть в данном случае самому Столбовицу. Выстрел снайпера – и скандал раскрутится сам собой: российские власти, чтобы не потерять лица, вынуждены будут вести разговор на самых высоких тонах, а администрация США из тех же соображений – отвечать подобным же образом.