Тело в плюще

Готовить дочь к поступлению в учебное заведение, которое миссис Хоуорд считала лучшим и едва ли не единственным достойным конкурентом исключительно мужских колледжей «Лиги плюща», она начала со второго класса. Раз уж хромосомный набор определил, что ее ребенок не может пойти в Гарвард, Принстон или Йель, то пусть будет Пелэм. В качестве первого шага миссис Хоуорд определила дочь в частную школу, отказавшись ради этого от скромной секретарской должности в их родном городке и перейдя на более высокооплачиваемую работу в Кливленде, пусть даже дорога только в одну сторону отнимала у нее час времени. Затем она взялась за выпускниц Пелэма. Миссис Хоуорд отыскивала их в церкви, Лиге женщин-избирательниц, муниципальных комиссиях, родительских комитетах, а, найдя, приступала к обработке. Иногда помогал случай — глаз сам натыкался на скромное, но элегантное колечко выпускницы, — но чаще всего ее вела врожденная интуиция. Когда подошло время для вступительного собеседования, число женщин, выразивших готовность выступить в качестве поручителей, даже смутило Мэгги. Между тем мать все свое свободное время посвящала погружению в историю и традиции Пелэма, донося результаты изысканий — как впечатляющие, вроде списка знаменитых выпускниц, так и смехотворные, те же «посетители и гости», — до сведения дочери. «Гость-джентльмен», например, звучало так, словно фразу взяли из Теннеси Уильямса. Рассчитывать на доброту чужаков Мэгги не приходилось. Хотя миссис Хоуорд и использовала в своих целях едва знакомых женщин, она постоянно внушала дочери, что полагаться следует только на себя. «Возделывай свою грядку» — таков был ее девиз, которого она придерживалась еще до смерти мужа, покинувшего семью, когда Мэгги была ребенком. Все, что осталось от отца, это нечеткая фотография, на которой он держал малышку на руках. Был еще снимок, сделанный в день окончания им колледжа — серьезного вида молодой человек с короткой стрижкой выставил перед собой, как щит, академическую шапку, словно защищался ею от уже нависшего над ним несчастья. Мэгги так и не поняла, почему мать никогда не вспоминает о нем — то ли все еще сердится за несвоевременное предательство, то ли так сильно скорбит о потере. К тому времени, когда девочка подросла, дедушки и бабушки уже сошли в могилу, и родственников, не считая одного кузена, у нее не осталось.

Итак, ноги малышки Мэгги, решительно обутые в туфельки «Бастер Браун», твердо встали на дорожку к Пелэму. Тамошние девушки считались особами образованными, и потому Мэгги брала уроки игры на фортепьяно, училась играть в теннис и занималась другими видами спорта, из которых наибольших успехов достигла в хоккее на траве. Она была прирожденной спортсменкой и в гимнастическом зале чувствовала себя куда увереннее, чем в классе. Единственным предметом, не требовавшим чрезмерных усилий, была математика, а всем известно, что именно в ней девочки не очень сильны. Все прочее, сочинения, даты правления английских королей и королев, правописание, давалось ей потом и дополнительными занятиями. «Ты же не хочешь, чтобы тебя называли «зубрилкой», — укоряла мать. Мэгги ничего не оставалось, как приносить домой пятерки. Когда этого не случалось, мать поджимала губы и не разговаривала с ней днями. Если что-то можно было переделать, переписать дома и снова сдать — не ради исправления отметки, а так, для практики, — Мэгги это делала. Она возделывала свою грядку, и это было нелегко. Мэгги завидовала одноклассницам, которые легко кружились в вальсе, тогда как ей приходилось тратить часы на разучивание одного движения.

Ну почему она не уходит? Как можно начать новую жизнь — свободную жизнь! — если мать все еще сидит на кровати, читая установочные инструкции, читанные и перечитанные десять раз дома? Все остальные родители давно разъехались, и Мэгги не сомневалась, что причина, по которой ее соседка по комнате, открыв дверь и представившись, тут же исчезла, заключается лишь в том, что она не захотела им мешать. Мэгги прожила с матерью восемнадцать лет и успела получить все мыслимые наставления, так что этим она была сыта по горло.

— Что ж, мне, пожалуй, пора приготовиться к пикнику, — сказала Мэгги.

На ней была блузка «виллиджер» в мелкий цветочек, почти копия той, что носила мать. В шкафу висело еще несколько блузок, костюм от «Джон Мейер» для церкви, юбки той же фирмы, с полдюжины оксфордовских блузок с закругленным воротничком — женский эквивалент консервативных рубашек, обязательных для ношения в колледжах «Лиги плюща», а в ящиках лежали соответствующие им джемпера. Покупки ударили по бюджету, но зато миссис Хоуорд, корпевшая часами над «Севентин» и «Американ герл», знала, что сделала все правильно. И не важно, что «мосластая» Мэгги — так не похожая на свою хрупкую, миниатюрную мать — выглядела намного лучше в слаксах и другой спортивной одежде, чем в том, что подчеркивало ее далеко не тоненькую талию, мускулистые икры и широкие плечи.

Миссис Хоуорд наконец поднялась.