Так что, припертая к стенке его железными нежностями, я даже побывала у него в гостях, наивно полагая, что ему требуется лишь один визит и лишь с одной целью. Под лозунгом "пусть подавится, собака" я набралась решимости принести себя в жертву родной газете, из которой мне ужас как не хотелось уходить, тем более из-за Савельченко. Однако я себя переоценила. Когда ровно через три минуты после прихода он плюхнулся на диван (а чай попить? а поговорить?) и томным голосом сказал: "Сядь со мной рядом", у меня от отвращения даже голова закружилась.
- Чайку попьем? - спросила я дрожащим голосом.
- Девочка! У меня есть кое-что получше чая. - И Савельченко извлек из холодильника бутылку игристого вина. - Вот. Берег к такому случаю.
После чего удалился в ванную, велев мне накрывать на стол.
Кухня Вячеслава Александровича была, мягко говоря, не в идеальном состоянии, и я на нервной почве принялась за уборку. Когда он вышел из ванной в коротком шелковом халате с драконами, на меня обрушилась настоящая тошнота. А уж когда он подошел ко мне и потерся носом о мое плечо, что, вероятно, свидетельствовало о нежных чувствах, мне и вовсе стало дурно. К тому же я никогда не видела его лица так близко и впервые смогла оценить его красоту. Лицо его почему-то лоснилось (не умывался он там, в ванной, что ли?), и еще меня поразили широкие поры и мелкие угри на носу. Почему я не замечала этого раньше? Может, он пудрится перед выходом на работу?
Изо всех сил борясь с рвотным рефлексом, я сказала: "Сейчас, сейчас, только раковину домою. Нет ли у вас чистящего порошка?"
- Порошка? Нет, кажется, - удивленно ответил он.
И тогда я, как ненормальная, рванула к двери, бормоча на ходу, что "одну минуточку, я сейчас быстренько сбегаю и куплю".
- Как порошок? - поинтересовался он на следующее утро. - Удалось купить?
- В вашем районе - страшный дефицит. До ночи бегала по магазинам нигде ничего.
Санкции последовали немедленно. Меня вычеркнули из списка делегации, которая должна была ехать на какой-то там форум в Швецию, и "что-то не получилось" с выделением мне бесплатной путевки на Кипр, хотя почти всем сотрудникам газеты коммерческий отдел сделал такой подарок к отпуску.
Пришлось идти к главному - не с тем чтобы требовать поездку, а для того чтобы прояснить, будет-таки сокращение в отделе или нет.
- Сокращение? - Главный удивился. - Что за чушь.
- Но ведь Савельченко написал вам служебную записку?
- Ну и что? Он мне их тоннами пишет.
- И что же, вы их игнорируете?
- Не все, надо же его иногда потешить. Вот, например, он внес рационализаторское предло-. жение поставить плевательницы у двери каждого отдела. Умно? Умно. Разумно? Разумно. Человек толково все обосновал. - Главный расхохотался. - Жалуются сотрудники, что у их плевательниц собираются посторонние, то есть журналисты из других отделов.
- Поплевать?
- Покурить. И поплевать. Он считает, пусть каждый плюет на своем месте, у своего отдела. Логично?
Главный меня успокоил, но Савельченко все равно проходу мне не давал и мелко пакостил при каждой возможности. При этом он продолжал нежно мне улыбаться, заходить по утрам "на кофеек", в подробностях рассказывать о совершенных им накануне покупках, зачастую с предъявлением оных - "хочешь понюхать, какой я купил одеколон?", "конечно, хочу, ах, какая прелесть!", "а как тебе свитерок?", "очень элегантно, и очень к лицу". Разумеется, каждый визит заканчивался заверениями, что я всегда могу на него рассчитывать.
Однажды Савельченко столкнулся в нашей комнате с Синявским. Беседовали они довольно долго и, я бы сказала, понравились друг другу.
- Новый сотрудник? - строго спросил Савельченко.
- Никак нет, - гаркнул Синявский. - Старый сотрудник другой газеты.
- Кем же вы, если не секрет, приходитесь нашей очаровательной Сашеньке? - поинтересовался Савельченко.
- Я прихожусь ей поддержкой и опорой, - со свойственной ему скромностью ответил Синявский.
- Даже так?'- как бы удивился Савельченко. - И что, серьезные намерения?
- Вы хотите спросить, собираюсь ли я на ней жениться? - Синявский временами бывал омерзительно прямолинеен.
- Я, знаете ли, как деловой человек, считаю, что все, подлежащее регистрации, должно быть зарегистрировано. Мало ли что, знаете ли, - пояснил Савельченко .
- Вот, уговорите девушку, а то ей все некогда, и к священному институту брака она относится без должного рвения, - пожаловался Синявский.
- Будете уговаривать? - спросила я не без интереса, хотя сам по себе их разговор меня тревожил.
- А как же! - Савельченко уселся поудобнее и в течение получаса излагал мне преимущества замужней жизни, а также свою вольную трактовку женской природы, тяготеющей к замужеству, как важнейшей стадии самореализации, ибо женщины, в отличие от мужчин, стремятся... И так далее, и тому подобное.
- Ладно, уговорили, - сказала я, когда он в очередной раз сделал паузу, чтоб набрать воздуха для следующей идиотической тирады. - Вы так убедительно говорили, что мне ничего другого не остается, кроме как выйти замуж за первого встречного.