Дверь в одну из квартир была открыта. Посреди коридора стоял мужчина с красивой женщиной, прижимая её к себе словно щит. Он смотрел перед собой, что-то говорил, но я не слышала. От вида окровавленного ножа возле женской груди шум в ушах стал ещё громче, а боль в груди ещё острее.
Сомнения улетучились сами собой. Я не боялась, делая первый шаг в квартиру. Не думала о маме, которая переживала из-за каждой моей царапины. Влюблённая и разбитая, я как бабочка летела на огонь.
— Я… — В глаза ударил яркий солнечный свет. Щурясь, я осмотрелась вокруг. Увидела Диму, его парней, застывших в напряжённых позах, и женщину. Старше меня, гораздо красивее и ярче. — Это всё из-за меня. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадала твоя… жена. Дима, мне этого не нужно.
Глава 40
Не знаю, как я не завыла. Переносицу снова начало ломить, а позорная влага уже скопилась в уголках глаз.
Между влюблённостью и отчаянием путь оказался коротким. Мне удалось пройти его меньше чем за час. Сейчас, в квартире Димы, рядом с его законной женой надеждам места уже не осталось.
Я чувствовала себя такой идиоткой, что хоть сгори со стыда на месте. О чём только фантазировала? Зачем спутала заботу с работой?
Ещё минута, и я, наверное, так бы и сгорела. Но Дима, как всегда, решил всё сам.
— Чёрт знает что! Ни на кого нельзя положиться! — Злобно выплюнул он, а потом случилось то, что предугадать было невозможно.
Захватчик уставился на меня как голодный на торт, а из-за Диминого плеча полетел нож.
Я наблюдала за полётом как в замедленной съёмке.
Незаметное движение плечом. Быстрый бросок без замаха. Холодный блеск лезвия, рассекающего метры между Штерном и чужаком. Удар. В руку, державшую у груди нож.
Следом было два вскрика. Один женский, громкий, грудной, переходящий в истерический плач. Второй короткий. С матом и стоном.
— Стяжки на руки обоим! — скомандовал Штерн и, не замечая никого вокруг, бросился в соседнюю комнату.
Несколько секунд назад я понимала хоть что-то. Бандиты, заложница, группа захвата — стандартно, как в кино. Сейчас потерялась полностью. Бойцы Димы смотрели на меня как на диковинную зверушку. Выполняя приказ, обходили кругами. А та, которую я считала женой, билась в руках Саши, вопила, что ни в чём не виновата и её заставили.
— Прошу, умоляю! Отпустите меня. Вы всё не так поняли! Они сказали, что убьют меня, если не помогу. Девочкам ничего не угрожало. Я бы не позволила…
Это был какой-то сюр. Меня морально словно пропустили через мясорубку, а потом так и не сделали котлеты.
— Дура. Клиническая. — Я обхватила себя руками и, стараясь не наступить на стекло или в коричневую лужу, отошла к стене.
В глаза бросился пустой стакан и кран. Не спрашивая ни у кого разрешения, я налила воду и как в сухую землю влила в себя два стакана один за другим.
Жаль, нельзя было точно так же влить спокойствие. Сейчас мне пригодилось бы несколько литров. Заполнить себя под завязку, чтобы не трястись от неизвестности.
На третьем стакане рука дрогнула. За стеной послышались голоса. Это были не мать и дочь. Не муж, успокаивающий свою жену и малышку. Поначалу даже показалось, что у меня звуковые галлюцинации. Лишь спустя минуту пришла самая вероятная догадка.
— Пап, я совсем-совсем не испугалась, — гордо произнесла девочка.
— Неправда! Дашка кричала так, что у меня чуть понки не полопались, — чуть тише, но так же эмоционально произнесла ещё одна малышка.
— Не понки, а перепонки.
От спокойного, непривычно мягкого тона Штерна по спине прокатилась тёплая волна. Обалдев, я сама не заметила, как вода из стакана полилась в умывальник.
— А почему дядя Саша увёл Татьяну? — прозвучало с настороженностью. — Она что-то сделала?
— Ничего. Просто ваша няня не может больше здесь работать. У неё появились очень срочные дела.
— Как у тебя, когда дядя Берг звонит?
— Нет. Я потом всегда возвращаюсь, а Татьяна больше не придёт.
Не знаю, как у девочек за стеной, а у меня на этом моменте внутри словно шарик надулся. С веселящим газом. Так и хотелось прыгать да улыбаться.
«Девочки» были не матерью и дочерью, как я думала, а двумя малышками. Судя по тому, с какой нежностью Дима с ними разговаривал, это были безгранично любимые папины дочки.
— Ура! — громыхнуло двойным залпом.
— Больше никаких сырников!
— И зубы не надо чистить!
— Папочка.
— Папуля!
— Ты только не ищи нам новую няню.
— Пожалуйста. Мы уже большие.
— Мне Дашка сможет хвостики завязывать. Она умеет. А я ей! Я научусь!
На смену уверенному детскому обещанию пришёл мужской хохот. Я вначале даже не поверила. Казалось, больше удивить уже невозможно. Но Дима смеялся.
Это был совсем не тот смех, с которым он учил меня бороться со смущением в своей израильской квартире. Этот смех плавил своей теплотой. Не влюбись я в своего грозного телохранителя до этого, сейчас растаяла бы как снегурочка весной и потекла розовой лужицей к ногам.
Больше не в состоянии противостоять искушению, я оставила стакан в мойке и выглянула в соседнюю комнату.