Телохранитель Ее Величества 1. Точка невозврата

То есть, примерно через три с половиной минуты здесь будет патруль, а то и не один, в штурмовой броне и с иглометами. И ему будет по барабану, чья здесь ведется операция. Значит, мне нужно выполнить задание и убраться к чертям собачьим в озвученное ею время, и ни секундой позже. Под ложечкой засосало.

— Есть! — прошептал я и приготовился. Ну, вот он, выход один на один, проверка всех полученных навыков. Или я, или он.

Торетто почувствовал движение и сработал на опережение, высунув руку из укрытия так, чтобы попасть в меня, но чтобы снайперы не попали в него. И не глядя выстрелил в место, где я должен был находиться. Ключевая ошибка — «не глядя», в момент выстрела меня там не было. Подожди он долю секунды, у него были бы шансы, а так…

Уже через секунду я стоял на заднем капоте машины и спокойно всаживал одну за одной пули в его руку. «Armado» — слабенькое оружие, одной может не хватить.

Раздался вой, пистолет из его руки выпал. Окровавленная рука одернулась и прижалась к груди. Понимая, что больше нечего опасаться, я спрыгнул и грозно встал перед этим человеком.

— Сеньор, не надо! Прошу вас! — пролепетал он. — Сколько они заплатили? Я заплачу больше. Гораздо больше!

Я молчал. Сердце мое билось со страшной силой от мысли о предстоящем.

— Хотите, в два раза? Нет? — Глаза Торетто лихорадочно заблестели. — Три! В три раза больше!

Я молчал.

— Хуан, ну же! Время! — раздался недовольный окрик Катарины.

— Нет? Сколько? Назовите цену! Пять миллионов?! Хотите пять миллионов?! Семь?! Десять?! Сеньор, десять миллионов!!! — почти кричал мой противник, точнеё, теперь уже моя жертва.

Я вытащил из кармана куртки и расчехлил то, что лежало там, ожидая своего часа. Небольшой трехгранный стилет с белой костяной ручкой и выгравированным на ней ангелочком. Скорбящим ангелочком.

— Её величество Лея Первая Веласкес недовольна вами, Сеньор Торетто!.. — наконец, выдавил я. Голос мой дрожал. — Вы приговорены к смертной казни. Приговор приводится в исполнение немедленно, обжалованию не подлежит.

— Нет сеньор!.. — зарыдал сидящий передо мной человек. — Не убивайте меня! Пожалуйста!

— Хуан, ну ты чего? — почти кричала Катарина. — Кончай его!

— Пожалуйста!.. Я не буду больше!.. Всё брошу и уеду! Оставлю все деньги, всё золото Короне!.. — Слезы лились и лились из его глаз ручьем. Да, я не должен был его слушать, мне нужно было просто воткнуть в него «скорбящего ангела» и бежать, но я не мог сделать этого. Рука не поднималась.

— Бей, Хуан! — заорала Катарина, теряя терпение.

— …У меня есть дочь! Маленькая дочь!.. — продолжал лепетать этот человек, такой крутой и сильный всего пять минут назад, но такой жалкий сейчас. — Пожалейте хотя бы ее! Не делайте её сиротой!..

Его трясущиеся пальцы здоровой руки залезли во внутренний карман и извлекли кожаный бумажник, который тут же выпал из его рук на землю.

— Вот она, сеньор! Она еще маленькая! Совсем маленькая!

— Хуан, не слушай! Бей! Это приказ! — раздавалось откуда-то издалека.

— Вот она!..

Рука развернула бумажник и достала мне пластинку-голограмму с изображением маленькой кудрявой девочки. На вид ей было года четыре, может, пять. Тут его рука вновь дрогнула, и голограмма упала на землю, от удара активировавшись. «Двойная молния», статическая голограмма со встроенной динамической, высокого разрешения.

Активированная встроенная голограмма изображала эту же девочку в натуральный размер, сидящую на полу на коленях и обнимающую большую, просто огромную собаку, высунувшую язык и тяжело дышащую. Девочка засмеялась и помахала мне свободной рукой:

— Папа, мы тебя любим! Мы с Хорхе очень-очень сильно тебя любим! Возвращайся домой, поскорее!

Мне стало нехорошо. Девочка же, следуя записи, идущей по кругу, начала вновь:

— Папа, мы тебя любим!..

Я посмотрел в глаза Торетто. Тот уставился на меня с мольбой, и вновь прижал к себе окровавленную руку. Из глаз его всё текли и текли слезы.

— Не надо! Он сможет! — донесся голос Катарины, как будто из-за границ вселенной. — У него получится!

Я не был уверен в этом. Одно дело убивать в бою, когда тебе угрожает опасность. Как на их гребанном Полигоне. Или как сейчас, но в перестрелке с охраной, в живом противостоянии. Но всаживать стилет в человека раненого, безоружного, не сопротивляющегося?.. Совсем другое дело.

— Папа, мы тебя любим!.. — продолжала девочка. — …Возвращайся домой поскорее!

— Не стрелять! Он сможет! Он справится! — продолжала Катарина. Моя рука задрожала.

— Пожалуйста, сеньор… — зашептал сидящий передо мной человек. — Не надо!..

— Я сказала не стрелять! Отставить! Я командую операцией, я решаю, что делать! — донесся до меня новый крик. Слишком энергичный, гораздо более эмоциональный, чем предыдущие. И я перевел глаза на визор, на показывающие перекрестья прицелов «виолончелей» выходы.

Нет, они целились не в него, да и не могли бы при всем желании — Торетто всё еще сидел за машиной. Два из трех возможных перекрестьев сходились на мне, на моей голове.

— Не стрелять! — вновь закричала Катарина, почти истерически. — Дайте еще время! Оно есть!