Не ищи его. Оставь в покое. Откажись. Если любишь.
— Ты понравилась ему, не буду скрывать, — оговорилась она. — Но есть вещи, которые выше нас, выше всего этого. Дай моему сыну жить своей жизнью, не калечь его. Оставь свой мир себе, а ему — его.
— Это всё, что я хочу сказать, ваше высочество, — закончила она. — Прости меня, если задела, но думаю, мы должны быть честны друг с другом, не так ли?
Бэль промолчала.
— Прощай.
— Прощайте, сеньора… — Она кивнула и встала. Не чувствуя ног добралась до двери, где её встретила бледная, как мел, Лана, которая и помогла обуться. Уже выходя, чувствуя взгляд сеньоры Стефании за спиной, она обернулась:
— Может всё же скажете где он?
Та покачала головой.
— Зачем? С ним всё в порядке. Он в безопасности.
— Я хочу с ним встретиться. Несмотря ни на что.
— Хорошо, встретитесь, — пожала та плечами. — А что потом?
И сама же продолжила:
— А потом начнётся ваш роман, это безумие, которое не остановит и «Экспресс любви» на полном ходу. И всё случится ровно так, как я тебе сказала.
Ты не сможешь защитить его. Ваша семья не сможет защитить его. Никто этого не сможет. Особенно твоя мать.
Ты уже взрослая девочка, Изабелла. И всё понимаешь. Так сделай последний шаг — отпусти его. Отпусти, если на самом деле любишь. Откажись. Этим ты спасешь моего мальчика. Спасёшь на самом деле, даже если он не узнает.
Бэль хотела сказать что-то в ответ, но вновь почувствовала предательскую влагу на глазах и быстрее пули выскочила за дверь.
Она неслась по лестнице, как угорелая, перепрыгивая через несколько ступенек, и успела добежать до машины. И только там, уткнувшись в подушку кресла, разревелась.
Она рыдала так, как не рыдала никогда. Это была боль: сплошная боль, без конца и края. Счастье, мечта, к которой столько стремилась, оказалась фикцией, химерой.
Да, она может найти Хуана. Может надавить на отца, тот откроет его местонахождение. Но действительно, что будет после этого?
Они могут принять Хуана, как ее
И отец, и тем более мать горой встанут против. И она, действительно, совершенно ничего не сможет им противопоставить. Она — никто, и слава богу, что хоть это недавно поняла.
А Хуан… Сеньора Стефания права, он не сможет терпеть обиды. Во всяком случае, тот Хуан, которого она помнит. Этот юный бандит Кампос — наглядный пример; он дрался с ним, бился не на жизнь, а на смерть, и вышел победителем. Так же будет драться и с любым другим противником, из любого другого круга.
Но одного этого недостаточно. Их миры слишком разные, чтобы победить ЗДЕСЬ.
Это будет конец, финиш. Финиш ЕЁ Хуана, которого погубит она, и только она. А другой, отчаявшийся и сломленный, ей не нужен. И виновата во всем будет взбалмошная девчонка по имени Изабелла Веласкес.
Слёзы хлынули вновь. Она не чувствовала, как уткнулась в заботливое твёрдое плечо, как её обняла рука в доспехе. Как ладонь со скинутой латной перчаткой принялась нежно гладить по волосам. Как мягкий голос что-то говорил медленным речитативом, похожим на колыбельную песню. Ей было плохо. Так плохо ещё не было никогда. И вряд ли когда-нибудь будет.
Ибо это должно быть её решение. Не его, не мамы, не отца и не сеньоры Стефании. И она примет его — должна принять. Вот выплакается и примет, благо, до дворца ехать далеко. И забудет. Всё-всё забудет!
…Потому, что любит.
Из объятий Морфея меня вывела тряска. Будто землетрясение какое, или болтанка при взлете орбитального челнока!
— Хуан! Хуа-ан!!! Проснись!!!
В голосе паника. Я подскочил, входя в боевой режим, готовый ко всему…
…Но тут же опал. Перед кроватью нашего гостиничного номера на стуле, закинув ногу на ногу, сидела Катарина. Вся из себя, в парадном кителе, волосы накручены и уложены. Глаза довольно сверкают, на губах улыбка сытой кошки.
— Хуан, кто это?! — прошептала Марина, надвигая одеяло до подбородка. Кажется, она была на грани истерики.
Я подбадривающее улыбнулся.
— Свои, не дрейфь.
— Что значит, свои? — хлопнула она глазами — Ты её знаешь? Это твоя знакомая?
— Да, знакомая. — Я устало упал назад на кровать. Потянулся. — Катюша, ты чего припёрлась?
— Грубо, Чико, — бесстрастным голосом проговорила та. — Дерзишь старшим. Нехорошо!
— Да перестань ты! Не трясись! — Я постарался, чтобы новая улыбка, адресованная Марине, выглядела как можно более успокаивающей. — Ничего она нам не сделает. Я же говорю, всё в порядке.
— Но она в форме! — возразила та.
Я приподнялся и посмотрел в её глаза, пытаясь воздействовать, как учила Лопес. Вряд ли получалось, но в свои права вступала банальная психология, а на этом поле у меня шансы были.
— Марин, всё нормально!
Понимание медленно-медленно проступало в её глазах, растворяя на пути исторически устоявшиеся стереотипные барьеры. Вначале исчез страх, потом пришло недоумение. Затем появилась злость, и моя новоиспеченная жена подалась вперёд:
— Что происходит, Хуан?!!