Именно он смог вторгнуться в охваченную почти столетней гражданской войной бывшую метрополию с жалкой горсткой солдат, победить всех конкурентов и посадить на трон жену, последнюю представительницу одиозной династии, последний император которой до этого был разорван на части ворвавшимся во дворец бунтующим народом. Именно он сумел этот народ успокоить, повысить безнадёжно потерянный за столетие авторитет императорской власти, а так же задавить «беспредельные» кланы, играющие не по правилам. Не по его правилам, навязанным им же самим, как победителем. После чего править махиной, состоящей хоть и из двух близких этнически, но таких разных государств, формально не являясь монархом ни одной из них.
Именно он должен был иметь качественный скачок в количестве «таинственных» генов, согласно ещё той, самой первой терминологии дона Мигеля. И именно его она увидела в переданной Марселлой по дороге во дворец бумажке.
— гласила следующая строчка.
После же коронации и сделки с Себастьяном, она смогла дописать и восьмую строку. Которая окончательно отбросила все сомнения, расставила все точки — да, эксперимент нужен. Пускай, у неё на тот момент уже была дочь, её наследница, но упускать шанс который судьба дала прямо в руки…
В общем, восьмая строчка выглядела так:
Последняя, девятая, была дописана через несколько лет после восьмой. Это были трудные годы, время, когда она отчаялась, глядя на неудачу за неудачей дона Мигеля. Это была её и только её вина — профессор работал на износ, старался, и у него в итоге получилось. Он сумел эмпирически вычислить абсолютно безопасное сочетание генов, которое в итоге и сработало. Но она не дождалась, родив Изабеллу.
Однако, это не смертельно. У Серёжи много недостатков, но ум к ним не относится. И он полностью прав — люди с таким наборов «таинственных» генов, не смогут оставаться в тени. Они выделятся, сами, какому бы слою общества ни были обязаны происхождением. И потомки, действительно, запомнят их эпоху не по человеку, сидевшему на троне, а по такому «выдвиженцу», пассионарию, яркому и харизматичному. Ибо не может не быть харизматичным человек, про которого, в контексте с предыдущим, написано следующее:
Да, это сказка. Она создала её на ровном месте, совершенно случайно наткнувшись на бесхозную идею. И теперь её задача, как порядочной сказочницы, дать возможность воплотиться той в жизнь.
Сказочники. Хуан
— Привет! Мы тут в магазин заскочили, не знали, есть ли у тебя по дороге домой, или идти надо…
Я встретил девчонок на выходе из метро. Обнял и поцеловал каждую, будто сто лет не виделись, хотя расстались утром.
— А что вообще твоя мама любит?
— Что можем приготовить? — наперебой спрашивали Сестрёнки, показывая бутылки какого-то ценного вина.
— То, что приготовить можно быстро, — ответил я, — но вкусно.
— Это мы умеем! — выдала вердикт Кассандра.
В принципе, с этой стороны проблем я и не ждал. Но главное было не в обсуждении меню. Девчонки нервничали, и нервничали сильно.
— А это Сандра, — кивнул я им на свою бывшую противницу, стоящую в стороне и показно не подходящую ближе. Увидев её, девчонки скисли, шум вокруг меня моментально стих.
— Значит так, усваиваем все, — назидательно начал я вводную. — Мы не враги. А теперь даже и не коллеги. Всё, что было, осталось в прошлом, и сейчас она такой же равноправный мой гость, как и вы. Вопросы?
— Хуан, это обязательно? — уточнила Кассандра тихим голосом. Я кивнул.
— Да, Патрисия. Обязательно.
Более вопросов не последовало. Но и беззаботного шума и гама, привычного по тринадцатой каюте, тоже. До самого дома шли почти в молчании, обсуждая лишь службу и политику. Но я не нервничал — девчонкам надо привыкнуть друг к другу, привыкнуть жить в иной реальности. Это сложно, на это надо время, но, к счастью, в принципе это возможно. Во всяком случае, мне хотелось в это верить.
С «сорок четверками» и Сандрой я пытался найти общий язык давно, с самого момента их исключения. Но получилось только сейчас. Те двадцать минут, что мы с моей бывшей противницей разговаривали, ожидая девчонок из метро, стали самыми продуктивными за всю историю наших взаимоотношений. Она изменилась, и сильно. Сникла. Я больше не чувствовал гонора, высокомерия — передо мной стояла усталая сеньорита, разочарованная жизнью, потерявшая всё, включая близкого человека, и изо всех сил пытающаяся не сойти с ума, приспособиться к новым условиям. И я видел, от разговора со мной ей самой стало значительно легче. Но девчонки не хотели ничего понимать, не горели желанием забывать и вообще слово «добродетель» применительно к ним имело довольно специфические формы.
Но вот, наконец, и мой дом. Поднялись наверх.
— Здравствуйте… — Увидев маму, все растерялись. Кроме Паулы, вставшей за спиной у напарниц, не желающей показывать свою особенность.