Телохранитель Ее Величества 3. Страна чудес

Ребята были довольны итогами выступления, словоохотливы, и информация об их коллективе обрушилась огромным потоком — кто, где, почем, когда, как давно и так далее, только успевай запоминать. Тогда они и заговорили в первый раз об участии в их группе на правах вокалиста.

— Ты не понимаешь, Ванек, — распинался Хан, — голос мы тебе подтянем. Не мы, у нас есть очень хороший знакомый, который все организует. Специалист высшего профиля! И будет все ништяк!

— И будет то, что я запорю вам первое же более менее серьезное выступление, — усмехнулся я. — Ладно, голос. У меня еще и со слухом проблемы!

— Ты себя недооцениваешь, — покачал головой Карен. — Да нам и не нужно петь, как эти, которые стотысячные залы собирают. У нас маленькая тусовка, свои фаны, сойдет и так. Зачем выше головы прыгать? А еще мы в «Натюрморте» играем, по пятницам. Слышал про такой ресторан?

Я неопределенно пожал плечами.

— Там тоже свои, диаспора, и тоже всем пофигу, — расплылся в улыбке Хан. — Зато когда хороший вечер, знаешь, сколько на брата выходит?

Мне было не интересно, сколько — я не собирался подрабатывать лабухом в ресторане. Ребята поняли и отстали, правда, на время — пока трезвые.

После же отъезда фургона в неизвестном для меня направлении, мы дружно отправились праздновать. На вопрос, «что именно», я получил ответ: «Удачный день» — и сотрясание терминала, через который им зачисляют деньги зрители. Но когда пришли на место, оказалось, что там уже собралось много народу, и мы последние — то есть празднование планировалось независимо от того, насколько день будет удачный.

Это была небольшая трехкомнатная квартирка в одном из близлежащих районов. Район не бедный, почти центр, потому «небольшая» не по моим меркам, а по местным. Кто ее хозяин я так и не выяснил, вероятно, в этот день таковой отсутствовал, потому отрывались ребята на полную катушку.

Собралось здесь человек десять пацанов, не считая меня, поголовно имеющих отношение к музыке, и восемь или девять девиц, не обремененных нормами морали. Нет не проститутки, и не шлюхи, которых таскают на подобные мероприятия, не подумайте. Они были частью тусовки, друзья, просто сами нравы здесь царили весьма и весьма раскованные. Были здесь и парочки, включая явно тяготящегося этим Карена, но большинство феечек все-таки находились в «свободном плавании», что подогревало градус вечеринки.

Это была именно тусовка, группа по интересам, обособленная от «массы» — остальной части общества. Но определяющий фактор обособленности был даже не мир музыки, а язык, принадлежность к национальному меньшинству. Общались все исключительно на русском, пели русские песни и говорили на острые политические темы русского сектора. Эдакий культурный локомотив молодежи диаспоры.

Первоначально все обсуждали выступление, их «открытие» меня, что сделало вашего покорного слугу безумно популярным у слабой половины собравшегося человечества. Но после темы размылись. Сидели, выпивали, разговаривали «о погоде», курили. Народ начинал пристреливаться, кто будет вечером с кем. Смотрелось забавно, ибо за меня схватилось аж три феечки. Затем, когда все вошли в «нужную» кондицию, пьянка переместилась на кухню, где парни, вооружившись гитарами, начали играть и петь песни тональностью, плавно смещающейся от лирической романтической к политической. Тональность смещалась, смещалась, и под конец все это больше напоминало сборище националистов, чем творческую тусовку.

Разговоры в паузах между песнями так же набирали градус. Доставалось правительству, сенату, премьер-министру, «проклятым олигархам» их родины, «продавшим латиносам всё на свете», само собой, «шлюхе-королеве», и, конечно, латинос в целом. Даже тосты звучали достаточно остро, вроде: «За наших братьев и сестер, что страдают за дело освобождения!», или «За скорый конец оккупации!». А песни… Я никогда не слышал такой поток острой политической желчи.

Впрочем, по мере дальнейшего возлияния, градус естественным образом начал спадать. Особо рьяные (и одновременно особо пьяные) националисты разбрелись по комнатам, некоторые с представительницами слабой половины человечества, и разговоры потекли ровнее, переливаясь из одного жизненно-философского русла в другое. О чем мы тогда разговаривали — не знаю, не помню, помню, что мне было хорошо. Бок грела феечка, чуть не выдравшая за меня глаза товаркам, напротив и вокруг, прямо на полу, как и мы, сидели ребята, с которыми было легко и просто, с которыми не нужно кого-то строить, постоянно держать себя в узде, следя за каждым словом и жестом. И все, что осталось за пределами квартиры, не имело значения.

Я отдыхал. Впервые незнамо за сколько времени просто отдыхал душой, общаясь и тиская девочку, имя которой наутро и не вспомню.

…Но вдруг идиллия была разрушена — в квартиру вломилась она. Вихрем промчалась по всем комнатам, сцепилась с кем-то в дальней и заявилась сюда. Бросила долгий оценивающий взгляд на меня, на девочку, на Хана, держащего на коленях гитару, смотревшего с видом хозяина помещения, на остальных, после чего бегло бросила мне: