Телохранитель Ее Величества 3. Страна чудес

И я пустился в пошаговое пояснение ее действий, давая полную раскладку с точки зрения заветов всех сеньор, обучавших меня женской психологии. Неожиданно поймал себя на мысли, а правда, если попаду в базы данных, кто и как со временем сможет этим воспользоваться? Хотя, это преждевременные раздумья, думать надо о «сейчас», а не о «завтра».

Видимо, эту мысль разделяла и Жанка, причем независимо ни от меня, ни от сеньоры де ла Фуэнте, вряд ли потратившей время на подробный инструктаж, как и о чем со мной нужно разговаривать. В Жанкином варианте ценность в импровизации, с нею домашние заготовки не сработают, а вставить мне по первое число она планировала и сама, без всяких сеньор свыше.

— Хуан, можно тебя вытянуть на откровенный разговор? — Лицо ее посерело, вытянулось, глаза опасно сузились.

— В чем же его откровенность? — усмехнулся я.

— В аргументах. Буду говорить обидные вещи.

— Валяй.

— Ты это… — Под моим веселым взглядом она сбилась. Я засчитал себе очко. Но быстро нашлась, коротко сформулировав:

— Достал ты всех уже, добрый молодец! Хуже горькой редьки! Ведешь себя как маленький, даже нам стыдно!

— Озвучь последнее высказывание поподробнее, пожалуйста, — попросил я, раздумывая над уровнем ее осведомленности относительно проводимой операции. Видимо, все-таки импровизация, не заготовка Лока Идальги. Но с другой стороны, не зря в народе говорят: «Если у вас нет паранойи, это не значит, что они за вами не наблюдают».

— Хм…Хуан, ты сам должен понимать. Ну, завалил того типа. Да, соглашусь, полгода подготовки перед первым убийством маловато, только-только КМБ закончил. Нас два года натаскивают, а тебя вот так, с корабля на бал…

— …Но он был подонком! — закричала она, отстранившись. — Подонком, понимаешь? Он заслужил! И не стоит того, чтоб столько убиваться, трястись и страдать, что, дескать, «человека убил»! Не человек он, и свое заслужил! Хватит хандрить, Хуан, это просто смешно!

Я мило улыбнулся, перехватил ее руку и вновь повел вдоль улицы.

— А мне рассказывали, после первого убийства всегда хандрят. Катарина знала людей, которым потребовалось четыре дня запоя. Мишель и подавно ужастики расписывала. И разговор как раз о мужчинах.

— А у тебя уже который день? — ее глаза вновь сузились. — Третий? Почти четвертый. Вот и заканчивай, Ванюша! — вновь взяла она высокую ноту. — Хочешь, поехали к тебе, там мама, наверное, ждет — пообщаешься, успокоишься? Девчонки говорят, она мировая! Она тебе мозги вправит!

Я отрицательно покачал головой.

— Кто же так говорит?

— Не знаю. Девчонки. Кто-то с нею общался. Хочешь, поеду с тобой? В качестве поддержки? Посидим, поговорим, обмозгуем? А уже утром отправимся на базу — все равно раньше девяти там никому не нужны?

Я отрицательно покачал головой.

— Ты все утрируешь. Упрощаешь. Понимаешь, Жанн, все не так просто. И тот моральный урод тут не при чем. Да, это стресс, но само его убийство совсем не такой стресс, как его антураж, который остался для вас за кадром.

— Жанн, скажи, почему Перес поехала убивать мою мать? — перешел я в наступление, чувствуя поднимающуюся волну злости. — Ведь с точки зрения логики, если я — часть корпуса, значит, моя мать неприкосновенна? Что бы между нами ни произошло? Так? Не будем брать во внимание всеобщее мнение, что я принц, возьмем хотя бы тезис, что я — просто часть корпуса. Что получается?

Жанка молчала.

— А получается то, моя дорогая, — продолжил я, — что они не считали меня частью корпуса.

Повторяю медленно, чтоб поняла. Они. Не. Считали. Меня. Частью. Корпуса. Личная вражда тут совершенно не при чем. И только поэтому поехали убивать мою мать. — Теперь я бросил Жанку и оттолкнул в сторону.

— Mierda, ты что, не врубаешься? Для вас есть только вы, части вашего сраного корпуса, и все остальные! Причем остальные — грязь! Мусор! Дерьмо! С остальными не считаются! С ними можно делать все, что угодно, даже убить, и за это ничего не будет! Потому, что они — ЧУЖИЕ! Это ты понимаешь? Перес ехала к моей матери не потому, что жаждала отомстить мне! Она ехала наказать выскочку из «дерьма», указав свое место! Ей вдолбили в голову, что все, кто «за воротами» именно такие, и собиралась сделать единственно верное — наказать это «дерьмо»! Ей даже в голову не могло прийти, что нельзя убивать человека только потому, что это — человек! Людей нет, их не существует!

Я распалялся и распалялся, теряя контроль. Неистовство охватывало с головы до ног, пальцы мелко подрагивали, но каким-то чудом удавалось не сорваться.