— Бей, Хуан! — заорала Катарина, теряя терпение.
— …У меня есть дочь! Маленькая дочь!.. — продолжал лепетать этот человек, такой надменный и сильный всего пять минут назад, но такой жалкий сейчас. — Пожалейте хотя бы ее! Не делайте сиротой!..
Его трясущиеся пальцы здоровой руки залезли во внутренний карман и извлекли кожаный бумажник, который тут же выпал из рук на землю.
— Вот она, сеньор! Она еще маленькая! Совсем маленькая!
— Хуан, не слушай! Бей! Это приказ!
— Вот она!..
Рука развернула бумажник и достала пластинку-голограмму с изображением маленькой кудрявой девочки. Но вдруг дрогнула, и пластинка упала на землю, от удара активировавшись. «Двойная молния», статическая голограмма со встроенной динамической.
Активированная встроенная голограмма изображала эту же девочку в натуральный размер, сидящую на полу на коленях и обнимающую большую, просто огромную собаку, высунувшую язык и тяжело дышащую. Девочка засмеялась и помахала мне свободной рукой:
— Папа, мы тебя любим! Мы с Хорхе очень-очень сильно тебя любим! Возвращайся домой!
Мне стало нехорошо. Девочка же, следуя записи, идущей по кругу, начала вновь:
— Папа, мы тебя любим!..
Я посмотрел в глаза Торетто. Тот уставился на меня с мольбой, и вновь прижал к себе окровавленную руку. Из глаз его все текли и текли слезы. Mierda, как специально! Он что, знал, что его будут убивать, и именно я, и специально приготовился?
— Не надо! Он сможет! — донесся голос Катарины, как будто из-за границ вселенной. — У него получится!
— Не стрелять! Он сможет! Он справится! — кричала Катарина.
— Папа, мы тебя любим!.. — продолжала девочка. — …Возвращайся домой!
— Пожалуйста, сеньор!.. — шептал сидящий передо мной человек. — Не надо!..
— Я сказала не стрелять! Отставить!
…
Офицеры не наврали, это серьезно. Меня, действительно, убьют. Эти вот равнодушные девочки. Без сожаления всадят в лоб снаряд от рельсовки. Ибо они — нерассуждающие орудия. Два из трех перекрестьев сходились на моей голове, и я чувствовал напряжение пальцев, застывших на спусковых крючках. И что потянулись последние секунды ожидания.
— Не стрелять! — вновь закричала Катарина, почти истерически. — Дайте еще время! Оно есть!
Я усмехнулся. Когда это Лока Идальга боялась? Поднял голову, посмотрел на самого себя через перекрестье снайперской винтовки.
Через мгновение моя рука размахнулась и всадила-таки ненавистный стилет в горло живого плачущего человека. Ангел, выгравированная на ручке, все так же скорбела, как ей и было положено, но только теперь я осознал, почему она это делает.
Обратной дороги нет, больше нет. И дело совсем даже не в королеве и ее ласках. Линия, отделяющая таких, как они, от обычных людей, пройдена. Я знал, что придется платить. Дважды, отдавая в этом отчет, добровольно подошел к дверям бело-розового здания. И один раз не вышел, когда очень просили. Знал, но не думал, что цена будет такова.
— Хуан, время! Эвакуация! Срочная! Бегом к машине! — орала Катарина, но я ее не слушал. Молча брел к выскочившему на полном ходу во двор «Мустангу». За спиной мне смеялась и улыбалась маленькая девочка, обнимающая большую, размером с ее саму, собаку:
— Папа! Мы с Хорхе очень-очень сильно тебя любим! Возвращайся домой!..
Папа не вернется. И боюсь, ближайшие годы не вернется еще много, много-много пап…