Телохранитель ее величества: Точка невозврата

Да, Паула не приютская, вы правильно поняли. Она попала сюда в шестнадцатилетнем возрасте, и как меня, ее прикомандировали к «чертовой дюжине», заставив девчонок дрессировать ее, делать из нее человека. Подробности того, как она в корпусе оказалась, я пока еще не слышал, но, возможно, ближе всех мы с нею сошлись именно поэтому — из-за схожести попадания.

По словам девчонок, самое трудное с Паулой было укротить ее, выбить из головы аристократическую дурь. Несмотря на то, что она бастард, от нее разило такими замашками, что хоть вешайся. Она лётала, как не лётает «малышня»; ее били, наказывали, загружали работой. И додавили — великосветские понты из нее вышли. Но на это потребовалось несколько лет.

Со мною же, по их словам, легче, я не кручу пальцы веером. Я простой, и девчонок это обрадовало. Потому, что они не представляли, как будут бить меня, им очень не хотелось делать этого. Ну что ж, хоть в чем-то есть плюсы происхождения!

Еще о Пауле. После посвящения она стала ангелом, ее начали выпускать в город. И тут, по словам остальных девчонок, понеслось. Она коллекционировала мальчиков пачками, в таком количестве, что даже им, как бы не обремененным излишней моралью в этом отношении, стало дурно. Это закономерно, в них за годы изоляции глубоко засел страх общения с сильным полом, которого никогда не было у Паулы, но закономерно не значит хорошо. Даже у меня вяли уши, когда я несколько раз, засыпая, вынужденно слушал ее россказни и хвастовство о приключениях в «увале».

— Расскажи о себе, — вздохнул я и прогнал невеселые мысли. — Кто ты. Как оказалась здесь. Почему. Я думаю, это интереснее, чем читать тебе мораль. Нам давно пора познакомиться поближе, перейти на следующий уровень доверия. Не считаешь?

Она кивнула, с последним утверждением согласилась. И начала рассказ.

— Мой дядя — глава семьи, по-вашему, клана. Очень крупного клана, аналога ваших Сантана или Феррейра по влиянию. Мать — его младшая сестра. Она нагуляла меня с кем-то из прислуги, дискредитировав этим себя, поставив на себе крест. На самом деле ничего страшного, было бы гораздо хуже, если бы мой отец был аристократом, а мать — служанкой. Я по сути все-таки аристократка, раз дочь аристократки, и многие, поверь, очень многие меня таковой считают. Но к сожалению, далеко не все.

И первая из них — тетка, жена дяди. Это мегера, гарпия, фурия — у меня нет слов, чтоб описать ее! — Паула вспыхнула. Видать, большая у нее к тетке «любовь». — Она пакостила нам всю жизнь, из-за спины дяди. Причем всегда делала это с улыбкой на лице. Это властная, очень властная женщина! Она сама из такого же влиятельного знатного рода и помыкает дядей, хоть тот боится признаться в этом, даже самому себе. И я для нее — позор семьи.

Она сделала паузу, собираясь с мыслями.

— Когда я была маленькой, дядя отправил нас с мамой в семейное поместье недалеко от Пуэрто-ла-Крус. Спрятал. Там я выросла и повзрослела. Эта мегера забыла о моем существовании, и те годы были самыми счастливыми в нашей жизни. Но в тринадцать лет дядя вернул нас домой, в Каракас.

— Как я понимаю, твоя мать замуж так и не вышла, — уточнил я. Как-то слишком мало она говорила о маме, это бросалось в глаза.

Паула скривилась.

— Нет, не вышла. Так что дядя был и остается главой моей семьи. Мне никуда от этого не деться.

Так вот, мы вернулись, и начался ад. Эта женщина, она ведь все делает с улыбкой на лице, Хуан! Так у нас принято! А я за время в поместье забыла об этом. И эта женщина, пользуясь моей простотой, вначале расположила нас к себе, а затем начала подставлять меня, выставлять идиоткой везде, где только можно. И при любом удобном случае напоминать, каких я кровей. — Паула сжала кулаки в бессильной ярости. — Дядя осаждал ее, когда мог, но он занятой человек, его почти никогда не бывает дома, и я… И меня тыкали в грязь лицом постоянно, изо дня в день.

Дальше мои кузены, чтоб их анаконда сожрала, обоих. Видя такое отношение матери, почувствовали, что сами могут поиздеваться надо мной. Один из них мой ровесник, другой на два года старше, — объяснила она. — Возраст, когда хочется самоутвердится за чужой счет. Вот они и самоутверждались. Это мне Катарина позже объяснила, уже здесь. — Смешок. — Но сам понимаешь, тогда мне было плевать, что ими движет. Как и сейчас.

— Они издевались надо мной, дразнили, — продолжила она. — Меня спасало только то, что я была сильнее, и пару раз, когда они перешли границы, устроила им веселый мордобой. После этого они не рисковали делать это в открытую, но исподтишка все равно пакостили.

— С этого места подробнее! — оживился я. — С «сильнее» и с «мордобоя».

Губки Паулы довольно вытянулись.

— Я занималась, с детства. Восточными единоборствами. Очень серьезно, с лучшими тренерами, мне нравилось. — В ее голосе я почувствовал гордость. — А еще занималась контрас, любила побегать и пострелять. Мне дядя даже купил и подарил клуб, в котором я занималась.

— Здорово! — вырвалось у меня. Я про клуб, конечно, но она поняла по своему и покачала головой: