Доктор в десятый раз сверил показания терминала с визором портативной планшетки, на которой была записана моя история болезни. Я молчал, лежа на кушетке, весь обвешанный датчиками. Происходящее священнодействие меня касалось мало, я ничего в этом не понимал, но молчал — не значит не смотрел; я все подмечал и пытался делать выводы.
— После такой травмы, да после такой операции, период восстановления должен длиться минимум два раза дольше! — сокрушался старенький убеленный сединами профессор, к которому меня оправили наблюдаться. Наблюдаться, поскольку операцию проводил не он, он лишь обеспечивал нормальный процесс выздоровления. — С учетом модификации организма, конечно, — поправился он, и это была важная оговорка, — для обычных людей этот срок составит до месяца. Прошла же неделя. Неделя, молодой человек! А я уже разрешаю вам ходить. Правда, не напрягая ногу, но ходить же!
Последнее заявление меня обрадовало — я задолбался передвигаться на костылях. Слова про модификацию тоже обрадовали, я и не догадывался, до какой степени модифицированы мои гены. Оказывается, очень, очень круто!
— Естественно, никаких нагрузок — так, пройтись от комнаты до туалета и назад. Никаких занятий, тренировок, походов и гуляния. Сиди дома, играй в игры по сети. Через неделю посмотрим, что там у нас будет, а пока рекомендации выполнять жестко. Она тебе объяснила, что это такое, выполнять рекомендации? — он усмехнулся и бросил косой взгляд на дверь, за которой, в коридоре, сидела Катарина.
Я сделал картинно испуганное выражение лица:
— Разумеется, сеньор! В первый же день!
Он хохотнул, видно, общался с этими сеньорами ранее, довольно кивнул и начал снимать датчики.
— Сеньор, можно вопрос? — обратился я, когда понял, что сейчас он схлопнет планшетку и отпустит меня домой.
— Ну-ну?
— Эта операция… Действительно такая сложная?
Профессор усмехнулся и как бы нехотя выдавил:
— Второй раз вам ногу не спасут, молодой человек. Подобное могут сделать всего несколько человек на планете, и я знаком с ними всеми. Это чудо что рядом с вами оказалась одна из них.
— А как вы определяете, кто именно это сделал? Мышцы, связки, сухожилия… Они же все такие одинаковые на экране!
— Нюансы, нюансы, молодой человек. Как у каждого индивида свой неповторимый почерк, так и в тонкой ответственной работе у каждого свой неповторимый почерк. Будь нас сотня, я бы сомневался, но повторюсь, нас всего десяток. Может, дюжина. И я сам учил эту девочку всему, что знаю. Для меня, старика, она девочка, сколько бы ей ни было, — пояснил он, глядя на мою ухмыляющуюся от слова «девочка» физиономию. — Ты ведь об этом?
Я кивнул.
— Мне просто интересно, как после… Того, что она прошла, можно стать таким высококлассным хирургом.
— Да, это интересный вопрос, меня он когда-то тоже волновал. — Доктор слегка замялся, видимо, что-то вспоминая. — Но ответу на него не века, а тысячелетия. Столько, сколько существуют войны, и сколько существует медицина. — Он почесал переносицу, на которой покоились большие продолговатые старомодные очки, которые научная братия таскает на глазах в качестве фетиша, знака принадлежности к гильдии — окромя деятелей науки и преподавателей высших учебных заведений я их ни на ком больше не видел. — Понимаете, юноша, лучше всего спасает жизнь тот, кто хорошо умеет ее отнимать. Всю историю лучшими докторами считались военные врачи, и наше время не исключение. Сам смотри, эти девочки с их возможностями, могли отвезти тебя в любой госпиталь столицы, у нас их хватает. Но привезли именно сюда, в военный. Почему? Они могли отвезти тебя даже в правительственную больницу, учитывая, кто тебя оперировал. Но ты здесь…
— Потому, что здесь — лучшие, — закончил я его мысль. Он зарделся и довольно кивнул. Ага, любит похвалу дедушка. Но похвала эта заслуженная, тут не поспоришь.
— А вообще, между нами, тебе повезло, юноша, что тебя сбила подруга одной из моих лучших учениц. Забери тебя после той аварии обычная скорая, да доставь в обычную больницу, хромать бы тебе до конца жизни, — разоткровенничался вдруг он. — Все, Хуан, увидимся через неделю. Ну-ка, пройдись еще разок?
Я встал и исполнил требуемое. На ногу наступать было боязно, но раз профессор сказал, «можно», значит можно. Доктор остался доволен.
— Мне тоже кажется, что это великолепно, что ты попал именно ко мне, — заявил вдруг он, когда я принялся одеваться. — У тебя очень… Мощная, поразительная модификация! Такой скорости регенерации просто не существует! По крайней мере, я про такую ничего не слышал. Я удивлен, а меня в этой жизни оч-чень сложно удивить, юноша… — он покачал головой.
— Потому, что вы работаете в военном госпитале? — усмехнулся я. — Военного хирурга трудно удивить модификациями бойцов, созданных как раз для войны?