Телохранитель моего мужа

— Это не так, — договариваю за неё. — В тебе всё не так, моя дорогая жена.

Рина испуганно дёргается, а затем, видимо, вспоминает. Номер для новобрачных. Мои фантазии.

— Не говори так, пожалуйста, — шепчет она. — Я замужем… И пугаюсь, когда ты произносишь это слово.

— Мне жаль, — бросаю коротко.

Мне жаль, что она замужем. Жаль, что её пугает слово «жена». Жаль, что я не могу её называть так, как хочется мне. Я бы не против выслушать всю её историю, но это случится не сейчас — я это понимаю.

— Так что там с Лялей и Серёжей?

Рина проводит пальцами по лбу, моргает, собираясь с мыслями. Да, мы как-то слишком рвано говорим. Но это от невозможности впихнуть в короткий отрезок времени невпихуемое.

— Это рычаг давления. На меня. Но они могут подумать — на него. А для Алексея ни Ляля, ни Серёжка не значат ровным счётом ничего. Они как обуза. Приложение ко мне. Он терпит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Рина умолкает. Кутается в покрывало. Мёрзнет. Здесь не очень-то тепло, конечно. А на улице — глубокая осень.

— Я запуталась. Сама не знаю, что делать и куда бежать. Раз уж мы сбежали.

— Ты хочешь их забрать? — спрашиваю напрямик. Мыслей читать ещё не научился. И, как любой мужчина, должен иметь чёткие инструкции к действию. А потом можно и трамвай с рельс столкнуть и колёсами кверху перевернуть.

Рина заправляет прядь волос за ухо и закусывает щёку изнутри. Интересно, до крови? Или она так делает, когда думает? Сколько ещё всякого я о ней не знаю. Сколько ещё предстоит открытий.

— Вряд ли я смогу, — качает головой. — А поэтому должна что-то придумать.

Опять загадки. Но я не устаю, нет. Жду, когда она объяснит. И Рина меня не подводит.

— Ляля в частной клинике под наблюдением врачей. Серёжка — в доме малютки. Если я его оттуда украду, то навсегда потеряю шанс усыновить. Поэтому я не знаю, что делать.

Она зарывается в покрывало поглубже. Кутается. Но теперь я думаю, что ей не холодно. Это просто защитная реакция. Способ спрятаться.

— Я знаю, что нужно сделать, — говорю ей и чувствую себя чуть ли не богом. Всемогущим джинном, который способен исполнить хотя бы это её желание.

23. Рина

Охранять Лялю и малыша? Мне даже в голову это не пришло.

— У меня охранное агентство, — бросает он мне, присаживаясь рядом. Подушку под спину поудобнее подкладывает, головой в стену упирается.

Надо же, а я и не придумала бы вот так сесть. Спиной о спинку кровати. Она здесь деревянная, кстати, резная. Классная, короче. Сейчас таких не делают, а если делают, то не для всех.

— Не моё, конечно, а деда. И там сейчас моя сестра заправляет. Но, думаю, мы решим вопрос. Поставим охрану к Ляле и возле дома малютки — тоже. Фотографии у тебя есть?

— Конечно! — нашариваю я телефон и с гордостью показываю своё сокровище.

Пристраиваюсь рядом, и мы сидим, плечо к плечу, прижавшись друг к другу. Я позволяю иллюзии завладеть мной — так естественно делиться с незнакомым человеком своими крохотными радостями. И кажется мне, что ему интересно.

— Какой красивый у тебя Серёжка, — говорит Артём и пальцем прикасается к экрану. И то, что он называет мальчика моим и по имени, рвёт ещё одну струну внутри меня. Я всхлипываю, закрывая глаза.

Артём забирает телефон из моих ослабевших пальцев.

— Ну, что ты, Рина? — прижимает к себе. — А впрочем, поплачь. Иногда женщинам нужно плакать. С ним всё будет хорошо, поверь. Никто не посмеет забрать или украсть. Мы что-нибудь придумаем обязательно. У меня есть одна хорошая знакомая. С педагогическим образованием. Мы пристроим её туда нянечкой или ещё кем. Чтобы рядом с малышом находилась. Это для страховки.

— Я боюсь, — шепчу ему в плечо. — Алексей там спонсор. Правда, он ребёнком никогда не интересовался и ни разу не навещал. Зато вхож в корпус и к администрации. Ему ничего не стоит… сам понимаешь. Серёжу ему могут дать, как давали мне. Пообщаться и прогуляться. А потом — ищи ветра в поле. Тем более, ему плевать. Он не собирался никогда его усыновлять.

— А Лялины фото? — спрашивает Артём, чтобы отвлечь меня от грызущих мыслей. Пока я предавалась сырости, он пролистал мою фотогалерею.

Я качаю головой. Сглатываю ком в горле.

— Её… нет. Старые ни к чему. Новые — тем более. Она сейчас выглядит не так, как когда-то.

— Обезображена? — он умеет ловить суть из воздуха. Слишком внимателен, а я беспечна, если доверяюсь первому встречному. Но у меня нет больше никого. Только он — случайный любовник. Уже дважды.

— Да. И это тоже.

Артём вздыхает и прикрывает глаза, сползая пониже.

— Позже ты обо всём мне расскажешь, ладно? Обязательно расскажешь. Я знаю: сейчас не место и не время, хотя для рассказов особых условий и не нужно. Прости, что не могу создать условия, к которым ты, наверное, привыкла.

Меня передёргивает. Я так и не привыкла к тому, что мной пользуются, бьют и насилуют. Хотя, конечно, это громко сказано. Я почти никогда и не сопротивлялась по-настоящему. Так, чтобы драться с Алексеем или строить козни. Это бессмысленно. Он умел ломать. В прямом смысле. Мои руки и рёбра помнят.