Телохранитель моего мужа

Вета делает какой-то знак, пытается от чего-то предостеречь — так мне кажется, но Рина больше на неё не смотрит, и тогда подруга её, махнув рукой, разворачивается тылом. Идёт, покачивая бёдрами. Мы — за ней.

Это не вип-комната. Это личный кабинет госпожи владелицы клуба. Но всё здесь по высшему разряду: стол, накрытый деликатесами. Кофе дымится, источая тонкий аромат дорогого напитка.

Мужчина, что сидит напротив двери, — хозяин жизни. Холёный. Красивый. Дорогой, как бесценный раритет. Всё в нём слишком: костюм за несколько тысяч долларов, белоснежная рубашка отдаёт холодом арктических девственных льдов, причёска уложена идеально — волосок к волоску. Виски густо припорошены солью седины.

В руках он держит чашку с кофе. Длинные пальцы, овальные ногти без единого изъяна. Всё это бросается в глаза. А ещё больше — понимание: он опасен, от таких следует бежать подальше.

На меня он не смотрит. Я ему не интересен. Он пожирает взглядом Рину. Я чувствую, как она спотыкается и пытается попятиться. Только моя рука, как якорь, удерживает её от опрометчивого поступка — она остаётся стоять на пороге вместе со мной.

— Ну, здравствуй, Бабочка, — у него всё тот же приятный, как и по телефону, бархатистый глубокий голос, а у меня волосы на затылке шевелятся.

Он знает Рину? Они знакомы?..

42. Рина

Он был первым — этот холёный сукин сын, что сидел сейчас, как король, попивая кофе и пощипывая сочный, ягода к ягоде, виноград.

Он был тем, после которого я с полным удовлетворением могла назвать Алексея рогоносной тварью. Про себя, естественно. Вслух вряд ли бы я осмелилась сказать и меньшее.

Я сразу его узнала. Судя по всему, он знал, кто я. Не уверена, что помнил моё лицо. Но то, что я его увидела здесь, в кабинете Веточки, натолкнуло меня на мысль, что взорвалась в мозгу ослепительной вспышкой. Я даже на мгновение потеряла зрение — стало темно. Но в этой темноте мне было комфортнее, чем при свете дня, где сидел этот стареющий, но всё ещё очень опасный лев.

— Вот и встретились. Хоть ты считала иначе, неправда ли?

Она подсунула меня ему, — вот о чём думала я, глядя на мужчину.

Нет, идея изменить мужу с первым встречным была моя. Вета к ней никакого отношения не имела. Но я долго вынашивала её, зрела, думала, как лучше это сделать, а мыслями своими делилась с подругой в те редкие часы, что мне удавалось вырваться из дома.

Она меня отговаривала. Постоянно. Не подначивала и не подбивала. Но, как оказалось, не стала церемониться и подложила под своего хорошего знакомого. Любовника. Покровителя — сейчас я понимаю это ясно.

Я всегда знала: у Веты кто-то был. Она бы не смогла самостоятельно поднять «дело для души». И вряд ли после мужа осталось столько денег, как она любила подчёркивать.

Вета всегда умела выкручиваться. Падать на четыре лапы, как кошка. Выживать в любых условиях. Находить нужных людей. Я всегда восхищалась её вездесущностью и умением держать удар. Сейчас я думала немного по-другому.

Одно дело — задействовать собственные таланты и ресурсы. Другое — вслепую использовать людей. Тем более, близких. Неэтично и подло. Низко и обидно. Да какое там… мерзко!

Наверное, вся гамма чувств отражается на моём лице. У мужчины напротив улыбка гуляет на губах. Тонкая и всезнающая. Глаза становятся мягче, обволакивают расплавленным шоколадом.

— Ну, же, взрослая девочка, за свои поступки нужно уметь отвечать. Никто тебя взашей на улицу не толкал — сама вышла искать приключения на свои великолепные нижние девяноста.

Он прав. И мне невероятно стыдно сейчас. За все неблаговидные поступки приходится платить. И мне страшно думать, какой ценой. В ту ночь он не казался ни великим, ни опасным. Мужчина. Со своими слабостями и страхами. Я держала его за яйца — в прямом смысле. А сейчас он сидит перед нами и держит за горло только одним своим видом.

Одно неуловимое движение — и я уже за спиной Артёма. Надёжной широкой спиной, что скрывает меня от этого человека, которого я сейчас боюсь до икоты, до спазмов в желудке.

— Вы хотели поговорить? Мы здесь.

Мужчина за столом скользит по Артёму небрежным взглядом. На губах снова играет нечитаемая улыбка. Что в ней? Презрение? Усмешка? Холодная ярость?

Я не могу стоять за спиной и выглядывать, словно нашкодившая кошка. Делаю шаг в сторону. Улавливаю царственный жест: нас приглашают сесть на приготовленные заранее стулья. Их два. И нет возможности разместиться рядом, чтобы чувствовать поддержку друг друга, видеть лицо своего напарника. Стулья стоят на достаточно большом расстоянии.

— Кофе, Катерина?

Он произносит моё имя, как Алексей, и меня передёргивает, прошивает током с головы до ног. Он специально? Или так совпало?

— Нет, спасибо.

Артёму он ничего не предлагает. Я чувствую себя мышью, которой играет большой хищник. Он забавляется, этот мужчина без имени. Не представился, но, наверное, я и не хочу знать его имени. Не хочу больше видеть его и встречаться.