Телохранитель поневоле (СИ)

Добравшись до своей комнаты, я чинно отложила немаленькую порцию десерта на отдельную тарелку, присела на подоконник и… задумалась над происходящим. Нет, я честно положила в рот несколько ложек вкуснейшего сливочного десерта. Но проглотила их, не пережевывая и не задерживая во рту. Будто это было лекарство, а не лакомство. Если честно, вообще не чувствуя вкуса. А ведь этот десерт был моим самым любимым с детства! И вот теперь, имея в своем единоличном распоряжении целое блюдо, рассчитанное минимум на четверых едоков, я совсем не обращала внимания на сладость, занятая своими невеселыми мыслями.

Поведение отца… беспокоило. Конечно, существовала вероятность, что я раньше просто не обращала внимания на его странности. Но то, что и отца, и жениха напугало известие о личности похитителя — бесспорно. В конце концов, я не выдержала, отставила тарелку с десертом, спрыгнула с подоконника и пошла доставать свой заветный планшет. Я не знала, есть ли наблюдение в моей комнате, но даже если и есть, то вряд ли отец сейчас будет за мной подсматривать. Или, если посмотрит, то вряд ли его насторожит, что я на ночь глядя роюсь в галанете. Его никогда не интересовало, что я там делаю. Хотя когда я еще училась в лицее, он пару раз проверял историю запросов. Но увидев там библиотечные сайты, магазины и художественные галереи, папа успокоился и больше не пытался контролировать меня в галанете. И вот теперь я собиралась искать компромат на отца. Пора было разобраться с тем, кто он на самом деле, чем занимается и правдивы ли слова Диллона о нем и о моем женихе…

***

Планшет я отложила далеко за полночь. Глаза просто горели, будто засыпанные песком. И от долгого сидения в галанете, и от слез. За окном давно стемнело, где-то часа два назад отбыл домой лин Монтриалли, да и шаги отца я уже слышала в коридоре. То есть, папа тоже уже пошел отдыхать. А я, набирая запрос за запросом, никак не могла остановиться. Прочитанное убивало. Я никогда не считала своего отца ангелом или святым, но то, что было написано на новостных сайтах, не оставляло даже надежды на честное и доброе имя. Почти в каждой статье маячило грозное «передел власти и сфер влияния». И главным зачинщиком указывался… лин Монтриалли. Репортеры захлеб расписывали моего жениха беспринципным чудовищем, не гнушающимся расчищать себе путь наверх любыми, даже самыми грязными методами. Доказательств не было ни у кого. Но лина Монтриалли обвиняли даже в смерти моей матери. Мол, это он сделал заказ на беззащитную женщину. Вопрос мотивов оставался открытым.

Я не помнила свою маму. Она исчезла из моей жизни, когда мне было всего три года. В памяти стерлись любые воспоминания, даже если они там и были. Но у меня хранились несколько фоторамок, с которых застенчиво улыбалась худенькая темноволосая и голубоглазая девушка в неизменно летящих, развевающихся по ветру одеждах. Когда мне было плохо или тоскливо, я вынимала фоторамки, любовалась ей и даже разговаривала, жалуясь на одиночество и беспомощность. Но даже имени ее не помнила. И не могла точно сказать, почему именно эту женщину я считаю своей матерью.

Вот и сегодня тоже, начитавшись гадостей про отца и жениха, недоумевая на себя, почему раньше не интересовалась подобным, а жила, будто в шорах, я вытащила фоторамки. Полюбовалась на них, погладила изменчивое голографическое изображение пальцем. Как всегда в таких случаях, изображение дрогнуло от прикосновения. И мне вдруг показалось, что мама подмигнула мне. На душе почему-то стало легче. И я, снова спрятав фоторамки в ящик прикроватного столика, отправилась спать. Теперь я знаю, что мой отец способен на бесчестные поступки и любит грязные игры. И пусть некоторым изданиям, судя по желтому индексу, особо доверять не стоит, дыма без огня не бывает. Ну а мой жених… Нужно все хорошенько обдумать и снова поговорить с отцом. Чего бы мне это ни стоило, замуж за эту жирную жабу с перспективой в очередной раз сделать его вдовцом я не пойду.

Утро оказалось пасмурным во всех отношениях. У климатологов явно что-то сломалось, и ко мне в окно заглядывало мрачное, набухшее влагой небо, делая все вокруг угрюмым, полным неясной угрозы. Я не выспалась, и собственное лицо в ярко освещенном подсветкой зеркале казалось мне помятым. Не спасло положение даже десятиминутное умывание ледяной водой и косметика. Я даже начала опасаться, что отец заинтересуется моим потрепанным видом и задаст вопрос, даже придумала пару подходящих вариантов ответов. Но когда папа появился на пороге столовой, где я накрывала нам завтрак, они вылетели у меня из головы: отец выглядел так, будто всю ночь разгружал почтовый звездолет вручную.