Телохранители тройного назначения

Кента встает и придвигает свой стул к нашему столу, жестом приглашая Тома сесть. Он так и делает, нервно кивая в знак благодарности. Кента ждет, пока он устроится, затем кладет руки на спинку сидения, небрежно наклоняясь над мужчиной поменьше.

Том облизывает губы, изучая белую скатерть.

— Я просто хочу извиниться, — бормочет он. — За то, что случилось, когда нам было по шестнадцать. Я… — Он делает глубокий вдох, устремляя свои карие глаза на Брайар. — Мне очень, очень жаль.

Пару секунд Брайар ничего не говорит. Затем откидывается на спинку стула.

— Ты имеешь в виду, то, что ты сделал.

Он моргает.

— Что?

— Не то, что случилось. Тогда бы это значило, что твоей вины в этом нет. — Она берет вишню и откусывает её, задумчиво наблюдая за ним. — Ты хочешь извиниться за то, что сделал.

— Да, — говорит Петти низким голосом. — Так и есть. Я действительно облажался. Я хочу всё исправить.

— Зачем? — требует ответа Брайар.

Он моргает.

— Я… я причинил тебе боль.

— Ты разрушил мою жизнь, — соглашается она. — Ты был моим лучшим другом, Том. И ты причинил мне такую боль, что я годами принимала лекарства и ходила на терапию, борясь с желанием броситься с моста. Я удивлена, что выбралась из этого дерьма живой. — Я чувствую, как кровь отливает от моего лица. Я никогда не слышал об этом. — Но это, по-видимому, не беспокоило тебя последние тринадцать лет. Так почему же сейчас?

Щеки Петти вспыхивают. Он смотрит вниз на свои руки. Я вижу, как позади него Кента вцепился в спинку кресла, тихо излучая гнев.

— В чем же дело? — давит Брайар. — Пиарщики пытаются очистить твое прошлое? Тебе нужно, чтобы я инвестировала в твой новый парфюмерный бренд? «Голливудский дом» проводит перезапуск или что?

— Мне ничего от тебя не нужно, — тихо говорит он. — Только чтобы ты простила меня. Да, мне потребовалось некоторое время, но, увидев тебя на благотворительном вечере, я понял, как много боли причинил тебе.

Для актера он удивительно плохой лжец.

Брайар рассматривает его.

— Ты сделаешь заявление? Расскажешь всему миру, что лгал?

Он долго колеблется.

— Да, — говорит он в конце концов. — Да. Если ты этого хочешь.

Брайар пристально разглядывает его несколько мгновений. Достаточно долго, чтобы заставить его ерзать на месте. Затем она фыркает, поднимая свой бокал с вином.

— Шучу. Не собираюсь я портить твою карьеру. Отлично. Я принимаю твои извинения.

Он смотрит на нее широко раскрытыми, серьезными глазами.

— Ты всегда была лучше, чем я.

Она закатывает глаза.

— То, что ты сделал, было дерьмово. Но ты тоже был ребенком. Мы были всего лишь детьми. Не думаю, что мы когда-нибудь снова станем друзьями, но я ценю твои извинения.

Он кивает, на его лице появляется облегчение. Проходит несколько секунд.

— Может, уйдешь уже? — подталкивает она. — Я вообще-то пыталась подрочить под столом своему сегодняшнему парню.

От шока у меня приоткрывается рот, но Том просто смеется, явно не веря ей. Он встает, отодвигая свой стул.

— Хорошо, я оставлю вас наедине. — Он одаривает меня, Кенту и Мэтта неловкой улыбкой, на которую никто из нас не отвечает. — Эм. Хорошего дня.

Мы все молча наблюдаем, как он поворачивается и исчезает среди листвы и столов.

— Ну, это было странно, — отмечает Брайар.

Мэтт встает.

— Мы должны убираться отсюда. Я подгоню машину.

Кента кивает.

— Мне жаль, Брайар. Но если папарацци нашли тебя, нам нужно увести тебя отсюда, прежде чем они привлекут нежелательное внимание. Мы не хотим, чтобы кто-либо последовал за тобой в отель.

Брайар выглядит невозмутимой.

— Всё в порядке. В любом случае, мы закончили есть. — Она оставляет легкий поцелуй на моих губах, рукой поглаживая мою грудь. — Я думаю, что готова вернуться в номер.

— Ты меня убьешь, — бормочу я, и она весело смеется, допивая остатки вина и хватая свой клатч.

— Поехали.

* * *

Как только мы выходим на улицу, всё вокруг окрашивается белым. Сотни вспышек освещают ночь. Я клянусь. Толпа папарацци огромная и шумная. Я одной рукой обнимаю Брайар за плечи, а Кента встает с другой стороны, пока мы несемся сквозь людей. Мужские крики доносятся один за другим.

— С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, БРАЙАР!

— БРАЙАР! МЫ ТОЛЬКО ЧТО ВИДЕЛИ, КАК ВЫШЕЛ ТОМ, ВЫ СНОВА ВМЕСТЕ? ВЫ СНОВА ВМЕСТЕ, БРАЙАР?

— КАКИЕ-НИБУДЬ НОВОСТИ ОТ ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЯ? ЕГО УЖЕ ПОЙМАЛИ?

Я отталкиваю парочку парней, когда они тянутся к ней, пытаясь привлечь её внимание.

— Отойди. Отойди, блять, назад, — повторяю я снова и снова, сканируя мужчин, проверяя все их руки. Это, черт возьми, почти невозможно. У кого угодно мог быть пистолет, и я даже не смог бы ничего разглядеть из-за ослепляющих меня вспышек. Со всех сторон люди толкаются и прижимаются, пока мы пытаемся пробиться сквозь разгоряченные, потные тела. На протяжении всего этого Брайар сохраняет то застывшее, холодное выражение лица, которое мне знакомо по журналам. То, которое таблоиды всегда называют «стервозным» или «заносчивым». Как будто от неё можно ожидать улыбки, когда люди толпятся вокруг неё.

Один фотограф бросается вперед и хватает Брайар за руку.