Тема «предупреждения» в научной фантастике

Молодой американец Джон Уокер, от чьего имени ведется рассказ, разочаровавшись в буржуазных порядках, испытав на собственной шкуре безработицу, голод и нищету, в отчаянии бросается в морскую пучину и… попадает в Атлантиду, называемую иначе Багровым царством. А это, по ироническому замечанию автора, «социал-демократическое государство с такой совершенной формой правления, какой не видано в истории человечества».

Социалистический рай, выдуманный Пэрри, при ближайшем рассмотрении оказывается чудовищной карикатурой на марксистские представления о коммунистическом обществе будущего.

В Багровом царстве уравниловка и регламентация доведены до абсолюта. Ни по одежде, ни по внешнему виду почти невозможно отличить мужчину от женщины. Имена людей заменены номерами.

Каждый получает в определенный час свою порцию похлебки и независимо от состояния здоровья — свою порцию микстуры. Можно произносить не более тысячи слов в сутки. Делами брачного подбора ведает государство. Любое нарушение дисциплины приводит в действие тщательно разработанную систему наказаний — от лишения похлебки до смертной казни. С приходом к власти социал-демократической партии отпала надобность изобретать что-то новое. Поэтому развитие науки и техники прекратилось несколько тысяч лет назад.

Каковы идеалы самого автора, видно из следующего отрывка: «Я попал в это подводное чистилище в безумном порыве бежать от свободы. В моем невежестве я призывал социализм и искал смерти, чтобы сбросить с себя ответственность за собственное существование. Но я не нашел смерти, а нашел социализм. Из мира, где закон основан на том принципе, что общество никого не обязано содержать, я попал в такой мир, где, напротив того, общество обязано всех содержать; но, о боги, что это за мизерное содержание! Притом я ушел от обязанности трудиться для собственного пропитания только затем, чтобы попасть под ярмо принудительного труда для пропитания других. Мне был преподан горький урок. Я узнал, какая пропасть лежит между работой каждого для самого себя, называемой эгоистическою, и работою каждого для всех и всех для каждого, называемой альтруистическою. Теперь я узнал, что работать на себя значит быть свободным, а работать на человечество вообще и ни на кого в особенности значит быть рабом… Важно в жизни не то, чтобы у всех было одинаковое количество хлебов, а чтобы люди имели души, способные по собственной воле быть справедливыми, милосердными, самоотверженными. Это невозможно при социализме, при котором никто, что бы он ни делал, не может получить большую долю продуктов труда, чем всякий другой».

«Социал-демократическая фантазия» Пэрри, с ее зоологической ненавистью к прогрессивным общественным теориям, представляет типичный образец антиутопического романа.

В изображение социализма навыворот по сути дела не внес ничего нового и русский писатель Евгений Замятин, окончивший свои дни в эмиграции. Его антисоветский пасквиль «Мы», напечатанный сначала в белоэмигрантской прессе, а затем, в 1924 году, выпущенный отдельным изданием в Англии, выражает испуг и растерянность озлобленного буржуазного интеллигента, ушибленного Октябрьской революцией. Если бы произведения типа «Багрового царства» Пэрри не появлялись десятками, Замятина' можно было бы обвинить в литературном плагиате.

В XXVI веке коллективизированное человечество полностью избавлено от «зловредного индивидуализма». Все люди носят голубую униформу, снабжены номерными знаками и даже на прогулку выходят батальонами. Они «в один час встают, работают под команду, едят пищу в определенные часы, любят по розовым талончикам, и надо всем — единое государство и благодетель человеческого рода, мудро пекущийся о безошибочно-математическом счастье».

Пальма первенства в создании человеконенавистнических черных антиутопий принадлежит известному английскому писателю Олдосу Хаксли. О его «Прекрасном новом мире» (1932), выдержавшем двадцать пять изданий общим тиражом около двух миллионов экземпляров, писалось у нас достаточно много. Напомним только, что в унифицированном обществе будущего, где властвует диктатор Мустафа Монд, напоминающий Великого инквизитора у Достоевского, людям запрещена какая бы то ни была духовная жизнь. Они пользуются материальными благами, могут наслаждаться комфортом, не знают ни болезней, ни страха перед завтрашним днем… Но если кому-нибудь захочется тайком почитать Шекспира или Байрона — ему не миновать жестокой кары.

Впрочем, можно ли считать обитателей этого «прекрасного нового, мира» настоящими людьми? Ведь они выводятся в специальных инкубаторах однотипными сериями, заранее предназначенными для определенных общественных функций. Высшая серия «альфа» создает элиту — людей для управления, низшая серия «эпсилон» — полуидиотов, способных выполнять лишь простую механическую работу.