Похоже, высказались все. Или я ошибаюсь, Агиррий?
А г и р р и й. Еще как будто просил слова Сократ.
К е ф а л. Что же, раз просил, послушаем и его, граждане. Пусть говорит Сократ.
А г и р р и й. Но я его что-то…
К с а н т и п п а
К е ф а л. Кто эта женщина?
А г и р р и й. Жена Сократа, Ксантиппа.
К е ф а л. Ах, знаменитая Ксантиппа! Ну как же, слышал.
К с а н т и п п а. Голову ему проломить мало за то, что он заставил ждать самого Кефала!
К е ф а л. Я-то подожду. А вот народ.
К с а н т и п п а. И не надо его ждать! Все равно он ничего путного не скажет. Да и пока эта черепаха сюда приползет!..
С о к р а т
К е ф а л. Не было воды?
С о к р а т. Не было мыслей.
К е ф а л. Уж не философствовал ли ты в бане?
С о к р а т. Куда мне. Пытался размышлять. Вернее, банщик открыл мне глаза на кое-что.
К е ф а л. Слышишь, Горгий, оказывается, можно и в бане узнать для себя что-то новое.
Г о р г и й. Тот, у кого уши залеплены грязью, начинает слышать, лишь отмыв их. И видеть, промыв глаза.
С о к р а т. Клянусь бедрами Клеопатры, ты прав, Горгий. И лучше не скажешь. Именно в бане я вижу и слышу лучше всего. Отсутствие одежды, позволяет увидеть людей без их мнимого различия. А глядя на их поведение в бане, можно сделать очень ценные наблюдения.
К е ф а л. Какое же наблюдение ты сделал сегодня?
С о к р а т. Я понял, поговорив с банщиком, что люди делятся на четыре разряда. Первый сам моет себе спину и не моет другим. Второй просит, чтобы ему помыли, и охотно моет тому, кто его попросит. Третий — тот, которому кто-то моет спину, а он — никому. И наконец, четвертый — всегда моет спину другим и даже не успевает помыть собственную.
К е ф а л. Извини, но я не нахожу мудрости в твоем наблюдении.
С о к р а т. Это бывает. С теми, кому всегда моют спину.
К е ф а л. Нам сказали, Сократ, будто ты хочешь присоединить свой голос к тому, что тут было сказано. Это так?
С о к р а т. Рад бы, досточтимый Кефал. Только вот досада, я опоздал и не знаю, к чему присоединяться.
К е ф а л. Это поправимо. Сейчас Агиррий перескажет тебе, о чем шла речь.
А г и р р и й. Да, Кефал.
С о к р а т. Конечно! Какой я философ! Кто я рядом с Горгием? Посмотри на меня и на него — и тебе сразу же станет ясна разница.
А г и р р и й. Не перебивай меня… Но хотя ты не считаешь себя философом, однако народу известно, что дельфийский оракул назвал тебя мудрейшим. А потому народ хочет послушать и тебя. Пусть все знают, что мы чтим пифию и ее прорицания. А теперь твоя очередь говорить, Сократ.
К с а н т и п п а
К е ф а л. Я лишь слуга народа, Ксантиппа. И если народ хочет послушать Сократа, я не могу идти против воли афинян. Говори, Сократ.
С о к р а т. Прости, Кефал, мою жену. У нее доброе сердце. Ее слова вызваны только заботой обо мне. Можешь мне поверить.
К е ф а л. Я верю тебе, Сократ.
С о к р а т. Но она не понимает, что есть нечто более важное, чем жизнь и здоровье отдельного человека. И это важнейшее повелевает мне выполнить твою волю как подобает.
К е ф а л. Не мою, а народа. Говори, Сократ.
С о к р а т. Но только разреши, я сначала выражу свое почтение философу Горгию, раз уж мне выпала честь говорить после него.
И, дабы не повторяться, задать ему всего лишь один вопрос.
К е ф а л. Спрашивай. Но покороче.
С о к р а т
Г о р г и й
С о к р а т. Недавно я беседовал с одним человеком, и он спросил меня, как ему поступить, если начнется война между его страной и соседней. Но я не нашелся, что ему ответить, потому что не знал, справедливой ли будет эта война или нет. А он тоже не знал. Вот я и спрашиваю, как мне ответить этому человеку. Но не затруднил ли я тебя своим вопросом?