— Но, учитывая все трудности, которые пришлось преодолеть, чтобы эта встреча состоялась, желательно, чтобы обмен был радикальным.
Карандаши Веры и Боба летают по бумаге.
М а к с и м о в. То есть чтобы к этому вопросу больше не возвращаться. В этом смысле вариант всех на всех имеет свои достоинства.
Боб с удивлением посмотрел на Веру. Она продолжает писать. Боб спешит ее догнать. Мэйсон встрепенулся.
М э й с о н. То есть всех русских в английском плену на всех англичан в русском?
Он поводит глазами на О’Крэди: дескать, не ослышался ли? Но О’Крэди внимательно глядит на Максимова.
— Но у нас, — продолжает Мэйсон, — русских намного больше!
Максимов пожимает плечами:
— В конце концов, чем больше вы отдадите нам военнопленных, тем от больших забот мы вас избавим.
М э й с о н. Вряд ли вам стоит об этом беспокоиться.
М а к с и м о в. К сожалению, приходится.
Он достает документ и зачитывает.
— «Мы, русские военнопленные лагеря Гарделеген, в числе 4500 человек, обращаемся к вам, господин председатель, и всем представителям бернской конференции с покорнейшей просьбой об оказании содействия в скорейшей отправке нас на родину». Это они писали на конференцию Второго Интернационала. Конечно, если бы они писали вам, мистер Мэйсон, то вы были бы в курсе. Но читаю далее: «Пусть нас ожидают на родине лишения, пусть ожидает смерть, мы все готовы это принять, чем оставаться здесь, в чужой нам стране, хотя бы один лишний день». Прочитать письма еще из двух лагерей или этого достаточно?
О’К р э д и. Вернемся к вашим предложениям об обмене. Итак?
М а к с и м о в. Всех на всех. Уж менять так менять, не так ли?
О’К р э д и. Вы настаиваете на своем предложении?
М а к с и м о в. Да. Вариант человек на человека нас не устраивает.
О’Крэди встает, Мэйсон тоже.
О’К р э д и. В таком случае я вынужден буду потребовать перерыва для уточнения своих полномочий.
М а к с и м о в
О’Крэди делает неопределенный жест, который можно толковать как угодно. И — «Сделаем все возможное», и — «Сколько выйдет, столько выйдет».
Поклоны без рукопожатий. Боб торопится открыть перед Верой дверь. Максимов и Вера уходят.
М э й с о н
О’Крэди задумался и следит через окно, как Максимов и Вера садятся в фиакр.
О’К р э д и. Семьи пленных офицеров не дают Керзону покоя. Это козырь в руках Максимова.
М э й с о н. А мы можем его здесь мариновать. Это наш козырь. У них нет денег. Всего две секретарши.
О’К р э д и. Две красивые секретарши? Это немало.
Б о б. «Ы».
О’К р э д и. Это звучит.
Улица Амстердама. Фиакр с Максимовым и Верой заворачивает за угол. Максимов останавливает извозчика, расплачивается с ним, и далее они с Верой идут пешком. Идут молча. Максимов сосредоточен, почти суров. По дороге Вера заходит в одну продуктовую лавочку, затем в другую. Максимов в это время ожидает ее снаружи, взяв у Веры папку. Они останавливаются около книжного магазина, газетного киоска, — Максимов рассматривает витрину и делает отметки в своей записной книжке. Так они доходят до отеля «Лебедь». В это время из подъезда выходит морской офицер — молодой и красивый. Пройдя мимо Максимова, он приветствует его. Максимов отвечает на приветствие.
М а к с и м о в. Кто это?
В е р а. Жених Марселлы.
М а к с и м о в. Мы вчера приехали, а вам уже это известно?
В е р а. Женщины мгновенно узнают о подобных обстоятельствах.
М а к с и м о в. Особенно когда часть обстоятельств облачена в пышную морскую форму. Кстати, заметьте, опыт показал: чем военная форма пышней, тем армия менее боеспособна. Однако займемся каждый своим делом.
Они расстаются. Вера входит в отель, Максимов идет дальше один.
Маленький голландский городок Маркен. По существу, это большой поселок, где жители сохранили старинный уклад и носят национальную одежду.
Дипломат должен знать все: почем мясо, часто ли его едят, что читают, кому молятся, из-за чего бастуют, каковы цены на рынке, что волнует грузчиков, клерков, что с биржевым курсом и еще много разного. Не говоря уже о прессе, газетных новостях и прогнозах. Это неважно, что большинство прогнозов не сбывается. Важно другое — с какой целью их делают? Истинное мнение? Пробный шар? Провокация? Зондаж? Или приоткрытые объятия?
Говорят, один умный государственный деятель раз в месяц принимал у себя артиста-комика, который пародировал его на эстраде. Публика смеялась, а политик и артист потом анализировали: над чем смеются, почему и как этого избежать?
Когда умеешь сопоставлять, изучать, анализировать, то получается картина, которая многое говорит. Конечно — лишь тому, кто умеет слушать.