Теменная кость

Вместо ответа женщина драматично вздохнула и поднесла руку ко лбу, покачивая весьма аппетитной, объёмной грудью, формы которой без труда читались под тонкой, туго натянутой тканью халатика.

В сумке, в ячейках лабораторного пластикового стеллажа, закрытые пластиковыми пробками, стояли длинные колбы пробирок с кровью. Доставая их по одной, поднося к глазам, Сафон внимательно их изучал, стараясь заметить тонкую вуаль едва сформировавшейся вокруг тени. К сожалению, большая часть проб была уже негодной. Из оставшихся пробирок лишь несколько были подвижны и красочны, как букеты луговых цветов, выдавая яркостью цветов оболочки наличие одарённостей и определённых способностей.

Негодные образцы Сафон сложил обратно в сумку. Пяток пробирок положил во внутренний карман короткой куртки, поближе к сердцу, с удовольствием чувствуя, как тонкие ауры, проникая под кожу груди, наполняют жизнью и энергией его уже далеко не молодое сердце.

- Этого мало, - не скрывая огорчения, вздохнул он.

- Что я могу сделать? - взмолилась Стерягина, устало опускаясь на стул и охватывая голову руками. - Брать кровь могу лишь я одна, понимаешь?

Такой подход можно было понимать двояко. Главврач или не хотела делиться, приобщая подчинённых, или опасалась огласки, совершенно позабыв о наставлениях.

- Что я скажу, если найдут эту сумку, а в ней кровь младенцев? Как это объяснить?

- Не найдут, - в который раз за последний год повторил Сафон. - Сумка заговорённая. Её просто так никто не увидит.

- Это только слова, - возмутительно выдала женщина. - Я-то её вижу!

Отодвинув сумку в сторону, Сафон сел за стол напротив врачихи.

- Тамара, когда ты пришла ко мне за помощью, ты же не спрашивала, как и что я сделаю для этого. Тебе даже в голову не пришла мысль поинтересоваться, чего это будет стоить мне?

- Но я ведь принесла жертвы! - рывком приблизила она к нему искажённое злобой, но всё ещё красивое лицо. Она была так близко, что он заметил тонкие едва заметные ворсинки возмущения на её толстой и упитанной сытой жизнью тени. Так на самом деле выглядел страх людей. Ещё он прекрасно наблюдал тёмный, воронкообразный, сосущий провал на оболочке тени в районе левой груди женщины - то самое место, где заклятие жадно питалось энергией упомянутых жертв. - Я ведь сделала это!

- Да, - кивнул он. - Но это ты сделала для себя. Теперь должна мне. От этого никуда не деться. Кажется, я об этом предупреждаю всякого. В том числе и тебя.

- Но не сказал, что потребуешь взамен! - теряя терпение, искажая злой досадой прекрасное лицо, выпалила Стерягина.

- Таковы правила, - безучастно и спокойно ответил он. - Я не знаю, когда и что мне понадобится.

- И сколько это будет продолжаться?

- Столько, сколько будет нужно.

- Я не буду больше этого делать! - ещё больше ощетинивши страхом свою тень, воскликнула Стерягина.

Он молча протянул руку и схватил её за грудь, а вместе с нею и сосущую воронку, закрывая её и медленно скручивая, одновременно медленно вставая со своего места и приближая своё окаменевшее, словно неживое, лицо к лицу женщины.

- Пока долг не выплачен, Тамара Павловна, - говорил он спокойно и внятно, продолжая скручивать воронку, - я вправе забрать заклятие. - И что от тебя останется? Бездарный врач, который за свою карьеру мог разобраться лишь в количестве поломоек больницы и командовать дворниками? Ты этого хочешь? А знаешь, что после этого ты вряд ли проживёшь больше года? Ты взяла то, что никогда не принадлежало тебе. Жертвы обязательно отомстят. Мертвецы злопамятны. Если я буду добр и оставлю тебе жизнь, тебе всё равно никуда не деться. Закончишь ты свою никчёмную жизнь с купленным дипломом в тюрьме, имея пожизненный срок. Детоубийцам на снисходительность суда рассчитывать не стоит.

Под рукой он чувствовал сосущие судороги воронки. Он словно затыкал рукой кому-то невидимый рот, мешая дышать, лишая последней надежды на жизнь. Стерягина, серея в лице, судорожно впившись растопыренными пальцами в великолепные груди, попыталась отстраниться, но лишь заелозила ногами по полу, царапая безупречно вымытый ламинат тонкими каблучками. Её глаза, почти выкатившиеся из орбит, наполнились смертным ужасом, а вытянутый рот хватал посиневшими губами пустой воздух. Сердце в её груди быстро слабело, останавливая кровоток. Сафон с удовольствием от безграничности своих возможностей наблюдал, как быстро теряла цвет, затем стала чернела тень вокруг тела женщины, а когда она начала отслаиваться, отпустил сосущую воронку, с брезгливостью вытерев руку о халат врачихи.

Получив неожиданную свободу, в последней судорожной попытке освободиться, Стерягина отшатнулась прочь, едва не свалившись вместе со стулом. Холодный пот покрыл её лицо, но кожа постепенно стала приобретать цвет жизни. Докторша тяжело дышала. Возвращающееся сознание и кое-какие медицинские знания позволили ей понять, что только-что она была на грани сердечного приступа.

- Будь ты проклят, - борясь с одышкой, прошептала Стерягина.

Сафон снисходительно улыбнулся.