- Несчастна?.. Хорошо, - Максим подсел на край кресла. - Ещё раз простите моё профессиональное любопытство. Я, конечно, не совсем понимаю, в чём заключается ваша деятельность, но то, что я знаю о супруге Натальи, даёт о нём представление, как о примерном муже, отце, хорошем семьянине. Он везде характеризуется исключительно с положительной стороны. Исключительно положительно, - повторил он. - Я поясню, если можно, к чему веду.
Он помолчал, внимательно глядя на неё. Тунангаева также сидела молча и неподвижно, просто глядя перед собой.
- Наверняка вы знаете, что пострадавшая погибла от семи пулевых ранений, - продолжил Максим.
- Я не слышала выстрелов и не видела стрелявшего, - повторила женщина.
- Да, конечно. Но факт есть факт: из тела погибшей извлекли семь серебряных пуль. Все ранения смертельны. У меня, возможно, небольшой, но достаточный опыт, чтобы сделать определённый вывод: мотивом убийства была месть. Когда хотят убить - проламывают череп, бьют ножом в сердце, печень, дырявят почку, пробивают лёгкие... Или, если стреляют, делают всего несколько выстрелов - два-три, один из которых "контрольный". Но когда разряжают всю обойму - это уже выдаёт сильные эмоции, чаще всего месть или казнь, тем более, когда преступник - весьма опытный стрелок - повторюсь: все ранения смертельны. Не забудьте учесть и то, что её подожгли перед тем, как расстрелять. Вы меня понимаете?
- Почему вы спрашиваете меня об этом? - спросила Тунангаева, и в её вопросе достаточно сильно звучало раздражение.
- К месту своей гибели гражданка Пучкина пришла с вами. Что она делала на перекрёстке?
- Ничего такого...
Доставая из папки очередной документ, Максим поймал себя на том, что также едва сдерживает раздражение. Он не любил, когда ему лгали, особенно игнорируя очевидные, неопровержимые факты. По долгу службы он всякий раз сталкивался с неправдой. Чаще всего изворачивались подозреваемые, но когда пытались исказить факты свидетели, это сразу и обоснованно наводило на мысль, что и они немало в чём причастны к преступлению.
Он достал из папки лист с фотографией.
- Это место гибели Пучкиной, - протянул он документ Тунангаевой. - Перед гибелью она что-то рисовала мелом на асфальте перекрёстка. Можете пояснить, что она нарисовала? Я думаю, вы должны знать, что это.
Та долго изучала фотографию. Любопытства или интереса в её глазах не было. Вне сомнений, Тунангаева напряжённо размышляла, что сказать.
- Мне здесь плохо видно. Я вижу лишь какие-то чёрточки.
Пришлось достать другую фотографию, над которой поработали специалисты из экспертного отдела, выделяя и уточняя начерченный на асфальте рисунок. Здесь он был выделен очень ярко и отчётливо.
- Да, вы правы. Часть рисунка была смыта теми, кто тушил тело погибшей. Может быть, здесь будет видно лучше? - сказал Максим, предлагая женщине новый документ.
Она приняла его, но рассматривать не стала. Вместо этого совершенно неожиданно поникла и заплакала.
- Ко мне просто приходят люди. У всех свои проблемы. Я помогаю им, как могу, как умею. За что мне это? Я ведь только добра им хочу, - говорила она сквозь слёзы.
- Давайте, вы не будете плакать, а ответите на мои вопросы. Волю слезам можно дать позже. У меня не так много времени.
Глубоко вздохнув, Тунангаева вытерла слёзы и постаралась улыбнуться. Последнее ей удалось, на удивление, просто. Если бы не следы слёз на её щёках, вряд ли можно было подумать, что секунду назад она была сильно расстроена.
- Простите, но я до сих пор не могу прийти в себя после всего случившегося. Я боюсь.
- Чего вы боитесь? Или кого? Расскажите. Я постараюсь помочь.
- Я не знаю.
- Тогда вернёмся к этим фотографиям.
По-прежнему не глядя на документы, женщина положила фотографии на столик.
- Это просто ритуал. Ритуал, понимаете?
- Нет, простите, - коротко ответил Максим и в его словах звучало больше искренности, чем в том, что говорила Тунангаева.
- Проблемы могут быть у людей разными. Понимаете?
- Нет людей без проблем. С этим я охотно соглашусь.
- Они приходят ко мне, рассказывают. Одни хотят знать, что будет дальше в их жизни. Хотят знать, кто им желает зла. Как защититься от этого. Как вернуть всё плохое обидчику.
- И вы им помогаете.
- Да! Да! - воскликнула женщина, готовая снова расплакаться.
- Успокойтесь, пожалуйста. Мне известно, что вы выбрали гражданку Пучкину себе в ученицы.
- Да, - успокоилась Тунангаева. - Она была способной. Запоминала всё быстро, исполняла в точности. Она была рождена для этого. У неё был дар. Я её учила ритуалам.
- И то, что нарисовала она - должно иметь отношение к какому-то ритуалу?
- Да, - подтвердила женщина.
- Этому ритуалу её научили вы?
- Да, - со вздохом снова признала она. - Я.
- Тогда вы должны знать, что она нарисовала перед гибелью.
- Да, простите. Я знаю, что это.
- Будьте добры.
Встав с места, и стуча своей жуткой ногой, Тунангаева вышла из комнаты. Через полминуты она вернулась с какой-то большой толстой тетрадью, которая была раскрыта на одной из страниц.
- Она делала это, - тетрадь была положена на колени Максиму.