Темная алхимия

«Фудзинкай», женская лига, и Масума Хаяси, убивающая всех своим каари-райсу.[7] Фрагменты мозаики. Жесткая социальная иерархия, стремление к славе, ощущение права вершить суд. И всегда — в голове прозвучал голос Сильвии — всегда нарциссизм. Неважно, кто или сколько умирает, потому что они не имеют значения. Для большинства нормальных людей это не связано с нарциссизмом в общепринятом смысле. А для Свитхарта это очевидно.

В памяти отчетливо всплыла одна деталь — Масума Хаяси приправила цианидом рис и угостила в первую очередь детей и старейшин деревни…

Тихо затренькал телефон, но Свитхарт не сразу взял трубку. Один, два, три жалобных звонка. Шевельнув одной рукой, он вышел на связь с материальным миром.

— Я только что получил ваше сообщение, — сказал Дрю Декстер.

— Что-то поздно.

— Мне нужно было решить сегодняшнюю проблему.

Начальник отдела внутренней и внешней безопасности ЛАНЛ помолчал. В трубке слышался слабый гул голосов.

— Я говорю о той небольшой стычке между доктором Палмер и вашей девицей. Этого не должно было случиться.

Свитхарт ничего не ответил, ждал, что еще скажет Декстер. Более чем любопытно. Декстер кажется весьма осведомленным. Свитхарт взял себе за правило присматриваться к хорошо осведомленным людям.

Он проверил данные по МОЗАИКе, и теперь знал, что Декстер находится почти на самом верху пищевой цепочки лаборатории. Из породы «синих воротничков», южанин (отсюда акцент), его родители — уроженцы Луизианы. Он служил в армии, когда заканчивалась война во Вьетнаме и войска уже возвращались домой, в Штатах закончил колледж по «солдатскому биллю».[8] Затем более двадцати лет прослужил в отделе расследования уголовных преступлений в армии.

— Федералы напортачили, — насмешливым полушепотом заявил Декстер. — Но и наш охранник тоже прокололся, — столь же насмешливо. — Он должен был задержать Палмер у двери и связаться со мной. Этого больше не повторится. Полчаса назад его уволили.

Свитхарт промычал. Плохо дело. Он не понаслышке знал, на что способна Палмер — не тронь, обожжешься. Несколько раз он подумывал, не высказать ли Декстеру претензии, — Сильвия и Палмер пересеклись из-за того, что его сотрудники плохо сработали, — но унижение Декстера не поможет делу. И он невозмутимо сказал:

— Я буду очень признателен, если при малейшем движении Палмер вы мне позвоните.

— Вы узнаете об этом первым, — пообещал Декстер, растягивая слова сильнее обычного.

— Завтра в Квантико должны закончить отчет о вскрытии Дуга Томаса, — ответив любезностью на любезность, Свитхарт повесил трубку.

Он взял наладонник со стола и отправил сообщение. Через сорок минут он получил ответ.

Сообщение для Рикиси, «Силача», пришло от Тосиёри, «Старика», человека, чье положение в Вашингтоне делало его бесценным источником самой надежной информации.

В закодированном сообщении находились ссылки на две статьи из газет: объявление о приеме доктора Дугласа Томаса на работу в Гонконгскую биологическую компанию в 1990 году, вторая статья о консорциуме в Гонконге — компании, занимающейся биоразработками и, возможно, связанной с «Триадами».

Свитхарт снова закрыл глаза, изучая разрозненные фрагменты мозаики. С виду она всегда казалась сложной, но в итоге складывалась просто.

Он снова вспомнил Японию, бесконечный дождь и то, что Масума Хаяси сперва угостила старейшин и детей. Сложный ответ: желание уничтожить невинных и стариков.

Простой ответ: угостить в первую очередь детей и старейшин — проявление вежливости.

Масума Хаяси все же оставалась благовоспитанной дамой.

Сильвия проспала всего пару часов, пока не зазвонил будильник, но когда она поднялась, то обнаружила, что Мэтт уже ушел. Никакой записки. Невеселое начало нового дня, нового дела.

Стоя под душем, она вспоминала разговор с Рози Санчес на прошлой неделе, после того, как они с Мэттом поспорили о… О чем? Наверняка, о какой-нибудь ерунде.

Он: «Не оставляй на ночь в раковине грязную посуду с холодной жирной водой».

Она: «А ты складывай грязную одежду в корзину для белья, нечего разбрасывать по всему дому».

Они редко спорили о чем-то серьезном и хорошо уживались. Так почему же, когда дело дошло до свадьбы и детей, у нее все еще оставались смутные сомнения?

Сильвия успокаивала себя, что все кончится хорошо, они серьезно поговорят, займутся любовью и наверстают упущенное, как только она вернется из Лондона.

Она уложила вещи: черные слаксы, свитер, открытая блузка, шорты и кроссовки для пробежки (хотя по опыту знала, что англичане куда меньше зациклены на спорте, чем американцы), зонтик и плащ. И чуть не забыла белье и паспорт.

Осталось два часа, чтобы завершить работу в городе, и пора в аэропорт. Свитхарт упомянул, что они летят через Хьюстон.

В шесть пятнадцать она уложила сумку на переднее сиденье машины и отъехала от дома. Солнце вставало над Сангре-де-Кристос.

Она нажала кнопку автонабора на мобильнике и ждала какое-то время, пока сонный голос не ответил:

— Алло.

— Серена?

— Сильвия, ты?

— Я разбудила тебя, детка. Извини.

— Ничего, — послышался зевок. — Который час?