Темная Башня

Нет, торопиться нужды не было; не было причин, по которым он не мог бы спокойно скорбеть над последним из его мертвых. В голосе старого Короля не слышалось и тени сомнения, когда он говорил, что Роланд умрет от старости, прежде чем прикоснется к двери, ведущей в Башню. Они, конечно, подойдут к Башне, и Роланд изучит окружающую территорию, но он и теперь знал, что дурацкая это идея: подойти к Башне вплотную с той стороны, что не видна старому монстру, а потом прокрасться к двери. В голосе старого злодея не было сомнений; чувствовалось, он верил в то, что говорил.

Но на тот момент все это не имело ровно никакого значения. У него на коленях лежал еще один, которого он убил, и если он и мог найти утешение, то лишь в одном: Ыш наверняка был последним. Теперь он остался один, не считая Патрика, но Роланд чувствовал: юноша невосприимчив к ужасной болезни, которую нес в себе стрелок, потому что никогда не был членом ка-тета.

Я убиваю только мою семью, — думал Роланд, поглаживая мертвого ушастика-путаника.

Что доставляло наибольшую боль, так это слова, сурово брошенные Ышу днем раньше: Если ты хотел пойти с ней, мог бы это сделать, когда у тебя был шанс.

Он остался, зная, что потребуется Роланду? Что Патрик подведет, когда запахнет жареным (разумеется, фраза Эдди)?

Почему у тебя такие грустные глаза?

Потому что он знал, что этот день будет для него последним, а смерть — нелегкой?

— Думаю, ты знал и то, и другое. — Роланд закрыл глаза, чтобы лучше ощущать мех под руками. — Мне очень жаль, что я говорил с тобой так… я бы отдал пальцы на моей здоровой руке, чтобы те мои слова остались невысказанными. Отдал бы, все до единого, я говорю правильно.

Но здесь, как и в Ключевом мире, время текло в одну сторону. Что сделано, то сделано. И повернуть что-то вспять не было никакой возможности.

Роланд мог бы сказать, что злости в нем не осталось, что выгорели последние ее крохи, но когда ощутил, как кожу закололо, словно иголками, и понял, откуда это взялось, то почувствовал, как новая ярость опять наполняет сердце. Почувствовал и другое: его натруженные, но талантливые руки вновь обрели привычную уверенность.

Патрик рисовал его! Сидя под тополем, как будто маленький зверек, мужеством превосходящий его в десять, чего там, в сто раз, не умер на этом самом дереве, ради спасения их обоих.

Так уж он создан, — спокойно и мягко заговорила Сюзанна в голове у Роланда. — Это все, что у него есть, все остальное отняли: родной мир, мать, язык и разум, который когда-то у него был. Он тоже скорбит, Роланд. Он тоже испуган. И только так может себя успокоить.

Безусловно, она все говорила правильно. Но правота эта лишь разожгла ярость Роланда, вместо того чтобы умиротворить. Стрелок отложил оставшийся револьвер в сторону (теперь он поблескивал между двух роз), потому что не хотел, чтобы его рукоятка находилась в непосредственной близости от руки. Был не в том настроении. Потом поднялся, чтобы как следует отчитать Патрика. Почему-то ему казалось, что настроение его от этого хоть немного, но улучшится. Он уже слышал свои первые слова: «Тебе нравится рисовать тех, кто спасал твою совершенно никчемную жизнь, глупец? Это веселит твое сердце?»

И уже открыл рот, чтобы начать, когда увидел, что Патрик отложил карандаш и схватил свою новую игрушку. От ластика уже осталась половина, а других не было: Сюзанна забрала розовые цилиндрики с собой, как и револьвер Роланда, возможно, только по той причине, что, занятая более важными мыслями, забыла о стеклянной баночке, лежащей в кармане. Патрик поднес ластик к рисунку, потом поднял голову, похоже, с тем, чтобы уточнить, что именно он собрался стереть, и увидел стрелка, который стоял на дне пересохшей речки и хмурился, глядя на него. Патрик сразу сообразил, что Роланд зол, хотя едва ли понял, с чего злится стрелок, и лицо его исказилось от страха и предчувствия беды. Роланд увидел юношу, каким, должно быть, время от времени видел его Дандело, и вот тут злость его рассеялась как дым. Он не хотел, чтобы Патрик боялся его, ради Сюзанны, не себя лично, не хотел, чтобы Патрик боялся его.

И вот тут выяснилось, что и ему будет лучше, если Патрик не будет его бояться.

Почему не убить его? — спросил коварный голос в голове. — Убить и избавить от всех жизненных несчастий, раз уж ты проникся к нему такой нежностью? Он и ушастик-путаник могут вместе ступить на пустошь. Смогут приготовить там место и для тебя, стрелок.

Роланд покачал головой и попытался улыбнуться.