Темная Дейзи

– Ты меня видишь? – шепчу я, гадая, как и почему.

– Да! – бабушка начинает рыдать. – Я тебя вижу и слышу, и это доказывает, что я не зря все это сделала, потому что ты здесь и теперь я могу попрощаться. На этот раз по-настоящему. – Она ставит чашку дрожащими руками. – Я поняла, что последняя книга, которую я хотела написать, о дисфункциональной семье, похожей на нашу, это не моя история. Она твоя. Ты должна написать свою историю, это все решит.

– Я не могу написать книгу…

– Можешь и должна. Я верю, что если ты расскажешь свою историю, правду о случившемся, ты освободишься. Я хотела бы помочь, но хиромант в Лендс-Энд был прав.

– Я не понимаю…

– Твоя мать всегда была единственной, кто пил чай с сахаром; яд, которым я убила ее, был в сахарнице. На мне, кажется, он сработал достаточно быстро. Мне просто нужно было увидеть тебя снова, и я знала, что это единственный способ. Мне жаль, что я не защитила тебя от этой ужасной семьи, когда ты была маленькой. Я знаю, что подвела тебя. Но все, что я сделала сегодня, я сделала ради тебя. Прости меня, и позаботьтесь друг о друге, мои дорогие. Вы единственное светлое будущее, которое когда-либо было у этой семьи.

– Не уходи, – говорю я, держа ее за руку. – Не оставляй меня снова. Не сейчас.

Я словно опять падаю.

– Я всегда буду здесь, – говорит она, прикладывая ладонь прямо над моим сердцем. – Люди, которые по-настоящему нас любят, всегда остаются рядом. И ты никогда не была сломленной. В моих глазах ты всегда была идеальной. Я люблю тебя до луны и обратно трижды и один раз на удачу.

– Я тебя тоже люблю, – шепчу я, ощущая снова катящиеся по щекам слезы.

Бабушка улыбается мне в последний раз, прежде чем положить голову на столешницу. Она закрывает глаза и я знаю, что ее больше нет. Поппинс начинает скулить, а океан продолжает подпевать каждой беспокойной мысли в моей голове, словно пытаясь заглушить их своим бесконечным шумом.

Пятьдесят

31-октября 06:55 – отлив

Кран скорби никогда полностью не закрывается. Горе всегда медленно капает внутрь человека, пока он не исполняется грусти настолько, что у него не остается выбора, кроме как открыть его на полную и позволить всему вылиться. Утопить все другие мысли и чувства.

– Она мертва, – говорит Трикси со слезами на глазах. – Почему она это сделала?

Восемьдесят часов в коридоре словно становятся еще громче.

– Потому что пришло ее время, – говорю я. – Думаю, она с самого начала планировала покончить с собой, когда все закончится. Она не смогла бы жить с тем, что сделала. Теперь я понимаю, почему она так поступила, но я все еще не знаю, почему ты помогла.

Трикси садится за стол, на свой маленький стул, усеянный звездами, и она снова кажется мне такой маленькой. Как ребенок, которым была, а не женщина, в которую превращается.

– Ты помнишь, каково было, когда они поняли, что с тобой что-то не так? – тихо спрашивает Трикси. – Как они к тебе относились? Ну, со мной было так же. Моя мать перестала выпускать меня гулять с друзьями, окутала меня одеялом и каждый раз, когда она глядела на меня, я видела в ее глазах лишь жалость и презрение. Не любовь. Моя мать и Нэнси не считали, что кому-то еще нужно знать о моей болезни – словно это какой-то грязный секрет, которого нужно стыдиться – они даже не хотели рассказывать остальным родным. Давай честно, они были ужасными людьми. Все. Посмотри, что они с тобой сделали.

– Они считали, что я не проживу больше пятнадцати лет.

– Твоя мать знала, что ты могла бы, если бы она позволила тому врачу помочь тебе. Мне провели эту операцию. Были некоторые осложнения, но доктора считают, я доживу до двадцати. Двадцати пяти, если повезет. И я хочу только этого: прожить остаток своей жизни. Скоро мне исполнится шестнадцать, я могу бросить школу, попутешествовать по миру. Я просто хочу пожить, пока еще могу. Ты же понимаешь меня? Вы с бабулей были единственными в этой семье, кто меня любил. А ты призрак. Она не смогла простить остальных за то, что сделали с тобой. Как и я. Мы убили их, чтобы ты и я могли быть свободными. Ты не должна все еще быть здесь, это неправильно. Бабуля думала, твоя душа застряла здесь потому, что ты умерла в Хэллоуин. Поэтому мы сделали это сегодня ночью.

Я смотрю на нее, но не знаю, что сказать.

– Бабушка сказала правду, ты не постарела, – продолжает Трикси. – Я знаю, ты не видишь своего отражения, но ты, должно быть, видишь, что ты все в той же одежде, что в ночь своей смерти? Джинсовое платье-комбинезон, полосатые колготки, кроссовки с маргаритками? Ты все еще тринадцатилетняя девочка. Хоть ты моя тетя, я на самом деле на два года старше тебя.

Я больше не могу воспринимать ее слова. Я застряла в кошмаре, где я мертва уже много лет. Поппинс снова начинает скулить и мне хочется сделать то же.

– Я могу оставить тебя в покое, выгулять Поппинс, – говорит Трикси, словно это обычный день. – Я вижу, тебе сложно со всем справиться. Тебе нужно подумать о том, что сказала бабушка. Ее теория о твоем пребывании здесь не такая уж безумная. И если она права, может, ты сможешь исчезнуть.

– О чем ты?