Темная Дейзи

Я как будто отрываюсь от своего тела, глядя, как на экране я откашливаю воду, а бабушка с матерью выбегают на пляж. На этом запись останавливается, но я помню, как врачи с трудом пробирались по берегу, и как Конор с Роуз держались за руки, когда меня уносили от них. После этого он написал о ней историю в школьную газету с заголовком: МЕСТНАЯ ГЕРОИНЯ СПАСАЕТ ЖИЗНЬ СЕСТРЕ. Тогда я впервые поняла, что дружба может менять людей. Настоящие лучшие друзья помогают тебе проявить свои лучшие качества.

Я провела в больнице две недели, пока доктора изучали меня. Обычные тесты показали мое сломанное сердце, и жизнь никогда не была прежней. В первую ночь, когда все мои родные ушли и я осталась одна в пугающей палате, я была благодарна, что кровать стояла у окна. В тот вечер луна светила ярко, а это значило, что я видела облачных существ, пусть даже на черном небе. Они танцевали вокруг скромной луны, но формой они уже не напоминали пони или драконов. Только чудовищ. Монстры не всегда прячутся в темноте. Некоторые расхаживают при свете дня, поджидая кого-то достаточно глупого, чтобы посмотреть на них.

Моя мать винила себя за мое сломанное сердце. Я всегда глубоко внутри знала, но никогда не понимала причины. Может, она что-то сделала, будучи беременной мной? Доктора сказали, моя болезнь настолько редкая, что они до сих пор не знали ее причины. Нэнси днями сидела у моей кровати или в приемных. Она цыкала, вздыхала и листала бесплатные журналы, ища новые соревнования. Нэнси редко читала что-либо кроме телепрограммы.

Я помню, когда доктора сказали, что я достаточно поправилась, чтобы меня навестила вся семья. Сестры подарили мне самодельные открытки с пожеланиями выздоровления, бабушка купила мне бутылку моей любимой газировки и коробку конфет «Кволити-стрит», полную одних только пенни из тоффи, потому что они были моими любимыми. Отец «передал, что меня любит» из концертного зала в Вене. Видимо, на той неделе не было рейсов до Великобритании. Лили была в новом платье и со своей лучшей улыбкой по случаю. Она последней отошла от моей койки и поспешила, только когда все уже собирались уходить. Все ждали у входа в палату, пока она шептала что-то мне на ухо перед тем, как поцеловать в щеку.

– Молодец, – сказала Нэнси, радуясь, что ее любимая дочь пыталась загладить свою вину. Она всегда была сторонницей неискренности. Она предположила, что Лили извинилась, и не слышала, что та сказала на самом деле. Никто не слышал, но я не забыла:

– Жаль, что ты не утонула.

Семнадцать

31-е октября 01:45 – меньше пяти часов до отлива

Мне не разрешили пойти в школу после обнаружения моей проблемы с сердцем, и жизнь не вернулась в норму. Ни у кого из нас. Мои родители развелись меньше года спустя. Некоторые браки держатся в заложниках у воспоминаний о лучших временах, другие – пленены мнением, что детей можно выращивать только в парах. Умирающий ребенок освободил моих родителей друг от друга. Моих сестер отправили в пансион; матери хватало присмотра за мной, а они были уже слишком. Беспочвенная вина поглотила ее и она окутала остатки моего детства ватой, а это в свою очередь заставило меня окунуться в книги. Сотни книг. Чтение было одной из вещей, которые мне еще разрешалось делать.

Книги спасли меня, и я убегала в истории. Только там я могла бегать, плавать, танцевать, не боясь упасть и больше не встать. Книги были наполнены друзьями и приключениями, в то время как мое настоящее детство было холодным, темным и ужасно одиноким. Я никогда ни с кем откровенно это не обсуждала. До нынешнего времени. И Сигласс был единственным местом, где я чувствовала себя дома. Думаю, поэтому мне так больно от мысли, что я могу никогда сюда не вернуться. Бабулина маленькая библиотека была моим Диснейлендом, а книги в ней – бумажными аттракционами, позволявшими мне жить, пока все вокруг ждали моей смерти.

Иногда люди теряют терпение, когда им нужно ждать чего-то слишком долго.

– Я всегда чувствовала себя ужасно из-за случившегося на пляже в тот день и во все другие дни, когда я не проявила той доброты, которую могла бы, – говорит Лили в настоящем, где она уже не может издеваться надо мной, как в детстве. Она не смотрит мне в глаза, говоря это, не думаю, что она могла бы, и я не верю, что Лили действительно сожалеет.

Ее слова совсем не притупляют мой гнев, лишь оттачивают его в еще более опасную форму, способную оставить шрамы. Но я прикусываю язык, как всегда желая сохранить мир. Мои сестры не разговаривают со мной из-за произошедшего с Конором несколько лет назад. Это так несправедливо, учитывая все, что они со мной делали в детстве. Но если я озвучу свои чувства по этому поводу, это никак не исправит сломанное тогда, и есть поводы для беспокойства поважнее.

Зачем кому-то хотеть, чтобы мы посмотрели эту запись?