Темная дикая ночь (ЛП)

Папа смеется.

– Выдали взрослый билет? Ну-ну. Видимо, меня стороной обошли, – он затягивается сигаретой, и его голос звучит напряженно, когда, задержав дыхание, говорит: – Выкладывай давай.

Боже, с чего начать? У папы есть свое мнение насчет Остина – «форменное трепло, и ты правда думаешь, что он подходит для этого проекта?» – и идеи о Рэйзоре как пришельце с Марса – «он что, охренел? Он хоть читал чертову книгу?» Поэтому разговоры о моей работе для него вроде спускового крючка: они вызывают в нем защитный инстинкт под названием «не позволю никому навешать лапшу на уши своей девочке», и, хотя мне нравится, как он мной гордится, у него совсем нет опыта в Голливуде. Его мнение будет громогласным, но бесполезными.

Но что странно, – мне и не нужно это обсуждать; работа всегда была областью, где я чувствовала себя уверенно, и кроме того, я все еще разбираюсь в собственной реакции на Рэйзора-марсианина. А вот самая запутанная тема – связанная с Оливером, и я могу обсудить это с тем, кто скорее всего не решится слишком далеко заходить в своих расспросах.

Покусав ноготь, я наконец говорю:

– Думаю, у меня странные отношения с Оливером.

– А-а, – я слышу, что он резко затягивается, и представляю, как он прищуривается, держа сигарету в зубах. После чего выдыхает.

– Значит, мы об этом поговорим?

– Судя по всему.

Когда ушла мама, папе пришлось взять на себя все, что касалось воспитания девочки – помогая мне разобраться в душевных драмах, увлечениях парнями, несчастьях и с месячными. Он справился с этим настолько стойко, что я его за это просто обожаю. Папа шутник и приколист, сарказм – механизм его защиты, но я знаю, что внутри он мягкий. И с добрейшим сердцем.

Хохотнув, он выдыхает дым.

– Ну говори.

– В общем… – начинаю я, сощурившись, глядя на небо, – кажется, я хочу большего.

Папа щелкает языком.

– Даже не знаю, Босс. Я не могу до конца понять парня. Думаю, он тебя обожает, но большее ли это для него самого?

Вот именно такая честность мне и нужна. Папа очень любит Оливера, но он не видит нас парой, в отличие от, например, Харлоу.

Нахмурившись, я сознаюсь:

– Я не знаю. В Вегасе он ясно дал понять, что не заинтересован.

– А еще Оливер хороший друг, – добавляет папа. – Будь осторожна, когда пытаешься из этого сделать что-то большее.

Пожав плечами, я пинаю сухие листья на тротуаре. Папа – это зеркало моих собственных мыслей на эту тему.

– Ну да.

Я слышу, как он затягивается и выпускает дым снова, после чего говорит:

– Но я знаю, что все мы получаем меньше, чем хотим.

– Пап.

Он смеется.

– Ты так – да. Ну давай. Постарайся удержать все на легкой ноте. Сейчас твоя жизнь просто чокнутая. Сначала «Рыба Рэйзор», а теперь ты пишешь еще. И еще этот чертов фильм.

Я вглядываюсь в горизонт. Все это так тяжело, что внезапно ловлю себя на желании сменить тему.

– Что делаешь сегодня вечером?

Мне слышно, как он ногой тушит окурок на заднем крыльце, и стук двери, когда заходит в дом.

– Думаю, на ужин придет Эллен.

Эллен. Папина новая девушка, которую я люблю настолько, что так и тянет показать ей фак. Папа самый лучший и самый умный из всех, кого я знаю, и он заслуживает кого-то особенного. А Эллен – с фальшивыми сиськами и вечно жующая жвачку официантка в T.G.I. Friday’s [сеть закусочных – прим. перев.].

– Потрясающе.

– Похоже, она тебе не нравится.

Я хихикаю.

– Я говорила тебе, что она мне не нравится.

– Она забавная, Босс, – говорит он. – И у нее большие сиськи.

– Треш. Вешаю трубку. Разговор был на сто процентов бесполезен.

Он смеется.

– Люблю тебя.

– И я тебя, – я бросаю телефон в сумку и поднимаюсь по металлической лестнице домой.

Знаю, что соврала: это было не совсем бесполезно. Иногда папа своей честностью попадает именно туда, куда мне нужно. Для Оливера это явно не больше, чем дружба, но даже если и так, разве то, что есть сейчас, для нас не лучшее?

Едва я вхожу, снаружи кто-то стучится в дверь. Два коротких удара костяшками ладони. Оливер.

Я открываю дверь, прежде чем его рука успевает опуститься.

– Привет, – говорю я.

Он запыхался и рукой проводит по волосам.

– Привет, – отвечает он. – Могу я войти на минуту?

Я делаю шаг в сторону.

– Конечно.

Он проходит мимо меня в гостиную и несколько секунд смотрит в окно, пока восстанавливает дыхание. Кажется, он здесь не чтобы перехватить бутерброд и не воспользоваться туалетом из-за сломанного в магазине, и чем дольше он молчит, тем тревожнее мне становится.

Наконец он поворачивается ко мне.

– Ты в порядке?

Я впиваюсь в него взглядом, пытаясь игнорировать свалившееся на мою голову за последний час. Почему он решил, что я могу быть не в порядке?

– Ага. А что?

– Ты как-то внезапно ушла. Будто что-то не так.

Мысленно простонав, я отворачиваюсь и смотрю в окно.

– Просто почувствовала себя дрянью, проболтавшись НеДжо про тебя в универе и…

– Блядь, Лола, мне насрать, что Джо об этом знает.

Пожав плечами, я говорю:

– Ты выглядел недовольным.

Схватившись рукой за затылок, он отвечает: