Он пожимает плечами и укладывает поудобней лежащую на руках голову, а я поражаюсь, насколько ему легко в собственном теле.
— Мне наложили швы. И я взял пару дней отлежаться. Это не так страшно, выглядит куда хуже, — я согласно мычу, слушая его рассказ и работая над кривой линией его икроножной мышцы, аркой стопы и выступающей косточки на лодыжке. — В Канберре нет особых косогоров, — продолжает он, — и мы ездили на велосипедах повсюду. Этот город идеальный для этого. Удобные маршруты. Хорошие дороги. И хотя я привык ездить, мои друзья были настоящими идиотами, и из-за их идей мы все много раз падали, — я люблю его голос и растворяюсь в нем, пока рисую его позвонки, люблю изгиб линии роста волос у него над ушами и тень щетины на его челюсти. Одно дело — видеть все это, и совсем другое — касаться его, узнать руками так же хорошо, как я знаю его при помощи зрения.
Вся моя жизнь стóит фантазий на этих страницах, и я убеждена: Оливер только что помог мне создать самый сексуальный комикс, какой я когда-либо видела.
Проведя по лбу тыльной стороной ладони, со вздохом я говорю:
— Кажется, хорошо получилось.
Оливер поворачивается на бок и облокачивается на локоть. Серьезно, это почти запредельно. На белом ковре в своих голубых боксерах он выглядит, будто позирует для Playgirl.
— Сколько времени? — спрашивает он.
Я бросаю взгляд на его трусы… то есть на
— 08:19, — мне пора выбираться отсюда.
Он потягивается — мышцы подрагивают, кулаки сжаты — и в облегчении запрокидывает голову.
— Ты покажешь мне рисунки?
— Ни за что.
— Значит, там порно?
Я хохочу.
— Ты же в
— То есть да? Тогда я еще больше хочу их увидеть.
— Увидишь, — отвечаю я. — Когда-нибудь. Я хочу добавить нотку несдержанности в свой следующий проект, — наклонив голову, я заправляю прядь волос за ухо. — Ты помог мне с кое-какими идеями. Спасибо.
Сейчас стало неловко? Вроде нет, но, может, я просто не сильно догадливая. Это легко.
Поднявшись, он находит свои джинсы и начинает одеваться. А я прощаюсь с самым совершенным наполовину твердым членом, какой когда-либо видела.
— Просто по-дружески помог, — бормочет он. — Был рад.
— Спасибо тебе, — повторяю я.
— Рад, что как минимум немного тебя отвлек.
Я ловлю его взгляд, когда его голова появляется в горловине надетой футболки.
— Отвлек от чего?
Он смеется и подходит достаточно близко, чтобы, протянув руку, взъерошить мне волосы.
— Увидимся, Сладкая Лола.
Выйдя и квартиры, он направился к своему магазину, после чего я вспоминаю про марсианина Рэйзора и что в Variety уже разместили статью.
Бросив сумочку на диван, Харлоу усаживается напротив меня.
— Прости, что опоздала.
— Да ладно. Я заказала тебе цезарь, — я оглядываюсь на вход в ресторан. — Ты без Финна? Думала, он прилетел вчера вечером.
— Ему пришлось остаться на неделю. Что-то стряслось не то с предохранителями, не то с панелью управления…
Харлоу делает вид, что падает на стол и засыпает.
— Я никак не могу отследить, где он бывает, — бормочу я, держа у губ стакан воды.
— Даю подсказку. Когда я выгляжу, как сейчас, — она показывает на свой макияж и отлично уложенные волосы, — это означает, что его здесь нет. Будь он утром тут, я выглядела бы измотанной и…
— Понятно, — люблю свою девочку, но она большая любительница рассказать лишнего.
— Так что там с вами, ребята, произошло после вчерашнего Хеннесси-вечера? У вас было не понятно, кто кого тащил домой.
Когда официантка принесла наши блюда, я отодвинулась и поблагодарила ее.
— Я не помню, как мы пришли домой, но Оливер остался на ночь, — когда официантка ушла, ответила я.
Не глядя в сторону Харлоу, пока это говорю, я подскакиваю, когда она шлепает ладонями по столу, привстав со своего места.
—
Несколько посетителей посмотрели на нас, и я зашипела:
— Он спал на чертовом
Выражение ее лица вновь становится нейтральным, и она резко садится.
—
— Не делать чего? — спрашиваю я. — Это же
Она фыркает.
— Вот именно.
Я стараюсь понять выражение ее лица, но с тех пор как в ее жизни появился Финн, она лучше научилась держать язык за зубами, и хотя сейчас явно о чем-то думает, по ее лицу этого не понять.
— Ну ладно… Если об этом… — начинаю я, и она наклоняется ближе, скрестив пальцы и опираясь предплечьями на стол, и ее две идеальные темно-рыжие брови с интересом приподнимаются.