Темная дикая ночь

— До сих пор не могу поверить, что ты у меня на коленях, — он проводит руками вверх по моему телу. — Знаешь, сколько раз я давал волю рукам и фантазировал о тебе, сидящей на мне верхом и трахающей меня, пока сосу твои изумительные сиськи?

Я взрываюсь хохотом и тут же зажимаю рукой рот, после чего бросаю взгляд на заднюю дверь.

Он целует меня в подбородок, а на лицо возвращается легкая спокойная улыбка. Внезапно он кажется лет на тридцать старше меня. Он так легко управляется с собственной страстью.

— Мы закончим это позже.

Когда я снова киваю, он перемещает меня со своих колен, и мы ложимся на траву плечом к плечу и смотрим в небо. Оно ощущается, как огромный океан с плывущими в нем звездами. Рука Оливера накрывает мою, и мы переплетаем пальцы.

— Расскажи мне еще про Л-А, — просит он.

Застонав, я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы собрать мысли воедино.

— Я писала «Рэйзора» так давно, что уже не помню, где были трудности. А приезд в Л-А — словно обрушившийся на голову таз ледяной воды. На встречах я сама себе казалась наивной и бесполезной — а ведь речь шла о моей истории — а потом, когда вечером хотела поработать над «Жуком», я даже не смогла начать.

Он сочувственно мне кивает, поднимает наши соединенные руки и целует мою.

— Я скучала по тебе, все мысли были только про нас, и не могла перестать беспокоиться о том, как благополучно пережить эти встречи, — я поднимаю на него взгляд. — Их было трое: Грегори — и упаси тебя боже назвать его Грегом — Остин и Лэнгдон.

— Грегори Сент-Джуд? — уточняет он. — Он ведь сделал «Metadata» в прошлом году, да?

Очевидно, ему все эти имена куда более знакомы — мне-то пришлось по-быстрому покопаться на IMDb в телефоне на следующий день — и я снова почувствовала волну смущения.

— Именно. И он замечательный. Мы с ним не очень долго общались, а вот Лэнгдон — полный мудак. Изначально Остин говорил мне, что Лэнгдон ценит мою историю, но давай я тебе скажу всю правду: это не так. Ну разве что в том смысле, что сорокапятилетний придурок хочет отыметь Куинн.

Оливер стонет.

— Значит, ты еще не закончила редактуру? — спрашивает он, и я ощущаю его взгляд на мне, когда он поворачивается.

— Нет. Мы над многим поработали, но они сказали, у меня есть две недели, чтобы «навести свою красоту», что бы это ни значило, — отвечаю я. — Там немало всего, что мне не позволено менять, и полным-полно деталей, на которые мне как раз наплевать. Например, на одежду Куинн.

Вздохнув, он снова поворачивается лицом к небу.

— Мне жаль, что это получается так разочаровывающе, лапочка. Это отстой.

Я киваю.

— Все нормально. Мы разберемся. Я рада быть с тобой сегодня вечером.

— Я тоже.

Он снова целует мою ладонь, и мы проводим несколько молчаливых минут, глядя на звезды, когда скрипит задняя дверь, и я знаю, что на нас смотрит папа. Представляю, что он видит: его дочь лежит на траве рядом с держащим ее за руку мужчиной, и это происходит впервые на его глазах. Не знаю, что он чувствует: радость вперемешку с печалью или только радость. А может, это для него столь же пугающе, как и для меня.

— Ужин готов, — тихо зовет он.

Стол накрыт скатертью, а салфетки украшают латунные кольца, в центре стола — свечи. Нахмурившись, я смотрю на него, и вижу его скорее восторженный, а не поддразнивающий взгляд. По нему заметно, что он и сам знает, что слегка хватил через край, и я неохотно ему улыбаюсь.

Оливер садится напротив папы и рядом со мной, и в молчании мы кладем себе еду. Не будь здесь меня, они оба беззаботно бы смеялись. Не будь Оливера — мы с папой беззаботно бы смеялись. Уж и не знаю, какой из вариантов лучше. Папа неловко откашливается и смотрит на нас.

— Я действительно рад за вас обоих, — говорит он.

Я открываю рот попросить сменить тему, господи боже, но Оливер словно чувствует что-то, чего не чувствую я, и сжимает мое колено под столом.

— Спасибо. Это до сих пор потрясающе, — он улыбается папе и отправляет в рот вилку с салатом.

— А все началось с дружбы, — кивая, говорит папа.

— С дружбы, — повторяет Оливер.

Отпив воду, папа смотрит на меня, и я наконец вижу, что заметил Оливер: папа обычно прячется за подколками, а сейчас он не скрывает эти редчайшие эмоции.

— Мы с мамой Лолы познакомились в баре, — он склоняет голову набок и улыбается. — Судьбоносная встреча. Как оказалось, быть врагами у нас получилось куда лучше, но пока были друзьями — это было ужасно мило. Хочу, чтобы у тебя был кто-то, с кем бы у тебя хорошо получилось быть другом.