Они миновали зеленеющие поля, комплекс зданий кибуца и остановились у большого блочного дома с вывеской на иврите и английском: «Лохам-Хагетаот – гетто Дом борца», ниже были указаны часы работы. Навстречу им вышел невысокий мужчина, на его правой руке не хватало трех пальцев. Он вступил с Ласки в оживленную беседу на иврите. Сол протянул ему несколько монет, и тот двинулся вперед, указывая им дорогу, улыбаясь и повторяя Натали «шалом».
Они вошли в центральный зал и двинулись мимо застекленных витрин с журналами, рукописями и другими реликвиями обреченного на гибель восстания варшавского гетто. Висевшие на стенах фотографии безмолвно и наглядно повествовали о жизни в гетто и тех нацистских зверствах, которые уничтожили эту жизнь.
– Это не похоже на Яд-Вашем, – заметила Натали. – Здесь нет такого гнетущего ощущения. Может, из-за того, что здесь потолки выше.
Сол пододвинул низкую скамейку и уселся на нее, скрестив ноги. Слева от себя он положил целую кипу папок, а справа – стробоскоп на батарейках.
– Лохам-Хагетаот скорее посвящен идее сопротивления, чем воспоминаниям о геноциде, – ответил он.
Натали остановилась перед снимком с изображением большого семейства, выгружающегося из теплушки, – их пожитки были свалены на земле рядом. Она резко повернулась к Солу:
– Ты можешь загипнотизировать меня? Он поправил очки.
– Могу. Но это займет много времени. А зачем? Натали пожала плечами:
– Мне хочется узнать, какие ощущения у загипнотизированного… Ведь это не составит для тебя никакого труда.
– Многолетняя практика, – откликнулся Сол. – В течение многих лет я использовал нечто вроде самогипноза, чтобы справляться с мигренями.
Натали взяла папку и, открыв ее, взглянула на фотографию молодой женщины.
– Неужели ты действительно сможешь вместить все это в свое подсознание?
– Существуют разные уровни подсознания. – Он потер щеку. – На одних я просто пытаюсь восстановить уже имеющиеся там воспоминания… путем, если можно так выразиться, разблокирования памяти. А с другой стороны, я пытаюсь настолько раскрепоститься, чтобы ощутить происшедшее с людьми, которые имели подобный опыт.
Натали оглянулась:
– И это помогает?
– Да. Особенно если впитываешь, пропускаешь через себя биографические сведения.
– Сколько у тебя времени на это? Сол посмотрел на часы:
– Около двух часов, но Шмулик обещал не впускать сюда туристов, пока я не закончу.
Натали поправила тяжелую сумку на плече:
– Я немного погуляю, а потом начну усваивать и запоминать все венские сведения.
– Хорошо, – кивнул Сол.
Оставшись один, он внимательно прочитал все, что хранилось в первых трех папках. Затем отвернулся в сторону, включил маленький стробоскоп и установил таймер. Метроном начал отстукивать ритм в унисон со вспышками мигающего света. Сол полностью расслабился, стер из своего сознания все, за исключением ощущения пульсирующего света, и словно поплыл по волнам другой исторической эпохи и других географических мест.
Сквозь дым, пламя и завесу времени на него взирали со стен бледные изможденные лица.
Выйдя из здания, Натали стала наблюдать за молодыми обитателями кибуца, занимавшимися своими делами. Вдали виднелся грузовик, направлявшийся в поля с последней партией рабочих. Сол рассказывал ей, что этот кибуц был основан людьми, выжившими в варшавском гетто и польских концлагерях, но взгляд Натали в основном задерживался на молодых лицах тех, кто родился уже здесь, в Израиле. Худые, загорелые, внешне они ничем не отличались от арабов.
Она медленно добрела до края поля и устроилась в тени единственного эвкалипта, неподалеку от высокого оросителя, который выплевывал на посевы струи воды с такой же завораживающей периодичностью, как метроном Сола. Натали достала из сумки бутылку пива и открыла ее своим новым армейским ножом. Пиво уже успело нагреться, но было вкусным, его аромат прекрасно гармонировал с жарким не по сезону днем, запахами влажной земли и растений.
При мысли о возвращении в Америку сердце ее учащенно забилось. Господи, как все чудовищно! В памяти остались лишь обрывки: вспышки пламени, темнота, прожекторы, вой сирен – словно воспоминания о кошмарном сне. Она помнила, как проклинала Сола, колотила его кулаками за то, что тот оставил тело Роба в Ропщущей Обители. Помнила, как Сол нес ее на руках в кромешной тьме и нестерпимую боль в ноге, от которой сознание то покидало ее, то вновь возвращалась, будто пловец, ныряющий в волнах штормового моря. Какой-то человек по имени Джексон бежал рядом, волоча на плече безжизненное тело Марвина Гейла. Позднее Сол сказал ей, что главарь был еще жив, хотя и находился без сознания.
Еще Натали помнила, как лежала на скамейке в парке, а Сол звонил куда-то из таксофона… Затем наступил серый промозглый рассвет, и она очнулась на заднем сиденье фургона в окружении незнакомых людей, а Сол впереди разговаривал с каким-то человеком, который и был Джеком Коуэном, шефом Моссада из израильского посольства.