Темная игра смерти. Том 2

Я так устала от больничной атмосферы, даже несмотря на то, что у меня была отдельная палата в отдельном крыле, специально отгороженном для моего удобства, и весь персонал занимался исключительно моим обслуживанием. Но, как говорится, дома и стены помогают и процесс выздоровления у человека идет с удвоенной скоростью.

Много лет назад я читала о так называемых внетелесных переживаниях, которые якобы испытывают умирающие или безнадежно больные люди в состоянии клинической смерти. Я никогда не верила этим домыслам, считая их глупой журналистской погоней за сенсациями, столь распространенной в наше время. Но когда в больнице ко мне возвращалось сознание, я переживала именно эти ощущения. Какое-то время мне даже казалось, будто я парю под потолком своей палаты, ничего не видя, но все ощущая. Я наблюдала как бы со стороны чужое, старое, скрюченное тело на кровати с подключенными к нему датчиками и катетерами, суету и беготню сестер и врачей, стремящихся поддержать жизнь в этом чужеродном теле. А когда я наконец вернулась в мир красок и звуков, я поняла, что воспринимаю его глазами и ушами всех этих людей. И как их оказалось много! Насколько мне известно, ни мне, ни Вилли, ни Нине никогда не удавалось использовать более одного человека, чтобы получать такой поток разнообразных ощущений. Даже использование двух незнакомцев с помощью попеременного переключения внимания с одного на другого не давало возможности ощутить мир с такой пронзительностью, с какой ощущала его я. Кроме того, наше использование всегда осознавалось другими людьми, что приводило либо к уничтожению их личности, либо к блокировке памяти, создавая в ней обычный провал. Теперь же я взирала на мир по меньшей мере с шести разных точек и абсолютно точно знала, что никто не догадывается о моем присутствии в своем сознании.

Но могла ли я на самом деле использовать их? Я начала осторожно проверять возможность ненавязчивого контроля, то заставляя сестру без всякой необходимости взять стакан, то помогая ординатору закрыть дверь, то вынуждая врача говорить нечто иное, о чем он и не думал. Я не стала внедряться в них глубоко, чтобы не помешать их профессиональной компетентности. И ни один из них ни разу не ощутил в своем сознании моего присутствия.

Шли дни. Я выяснила, что, пока мое тело пребывало в абсолютной коме и жизнь в нем поддерживалась лишь благодаря повышенному уходу и непрекращающейся работе аппаратов, в действительности я могла перемещаться в пространстве и заниматься его исследованием с неведомой мне доселе легкостью. Я выходила из палаты, укрывшись в сознании молодой сестры, ощущая ее энергию и бодрость, вкус ее ментоловой жвачки, а в конце коридора я выпускала еще одно щупальце сознания, не теряя при этом контакта с сестрой, и оказывалась в лифте вместе с врачом. Я заводила его «линкольн» и преодолевала шесть миль к дому в пригороде, где его ждала жена… И все это время я продолжала пребывать с медсестрой, с сиделкой в коридоре, интерном-рентгенологом, работавшим этажом ниже, и вторым врачом, который в данный момент стоял и взирал на мое коматозное тело. Расстояние перестало быть преградой для моей Способности. Много лет нас с Ниной поражала способность Вилли использовать своих пешек на гораздо большем расстоянии, чем это удавалось нам, но теперь я обрела поистине неограниченные возможности.

И силы мои все возрастали.

На второй день, когда я занималась апробацией своих новых ощущений и возможностей, ко мне в палату явились члены моей «семьи». Я не узнала высокого рыжего мужчину и его худую жену блондинку, но затем я переместилась в приемный покой и взглянула глазами регистраторши на троих детей. Я тут же вспомнила, как встретила их в парке.

Рыжий мужчина, похоже, был встревожен моим видом. Я лежала в отделении интенсивной терапии в переплетении трубок для внутривенных вливаний и сенсорных датчиков. Врач с листком бумаги, который сестра называла картой, отвел мужчину за прозрачную перегородку.

– Вы родственник? – поинтересовался он. Это был спокойный педантичный человек с целой гривой седых волос. Звали его доктор Хартман, и мне передавались то удовольствие, настороженность и уважение, которые испытывали сестры в его присутствии.

– Нет, – ответил рыжий великан. – Меня зовут Говард Варден. Мы нашли ее… то есть мои дети… вчера утром, когда она бродила у нас в парке, близ дома. А потом она потеряла сознание…

– Да-да, – откликнулся доктор Хартман, – я читал записанные с ваших слов сведения. Вы не имеете ни малейшего представления, кто она такая?

– Нет, на ней были только ночная рубашка и халат. Мои дети сказали, что она вышла из леса, когда они…

– А какие-нибудь другие идеи, откуда она могла взяться?

Варден пожал плечами: