Темная икона

- Ну, разбирайтесь, – бросил Коля и прислонился к стене, прикрыв глаза.

Священник принялся неразборчиво читать молитву, а Коля пытался не заснуть, чувствуя, как плавится и плывет сознание от быстрого тихого речитатива. Иногда он просыпался, открывал глаза, видел стоящую спиной девушку и несколько секунд не мог вспомнить, кто она такая, и зачем он здесь. Коля пытался стряхнуть сонную одурь, но снова обмякал на лавке, краешком сознания ощущая, как впивается в ляжку ребро сиденья. Проснулся Коля от резкого звука – Серафим захлопнул книгу, тяжело опустился на стул и потер рукой лоб.

- Не могу читать, тяжко.

- Тоже засыпаете? – Коля встряхнулся, как собака, и выпрямился.

- Да нет… Тошно как-то, через силу читаю.

- Ну и поспите, – Коля кивнул на кровать, застеленную покрывалом. – Мне по службе нельзя, а вы-то чего.

- Нет, сна ни в одном глазу…

Серафим подпер щеку рукой и принялся неслышно читать из книги, еле шевеля губами. Коля сжал кулаки, впиваясь ногтями в мякоть ладоней, чтобы согнать сон. За окнами падал мягкий снег, и постовой Митя жевал неизменную папиросу, ежась и подпрыгивая. Мягкую тишину и сонную Колину одурь разорвал густой нутряной стон, похожий на рычание. Серафим подпрыгнул на стуле, а Коля замер на своей скамейке, чувствуя, как холодеет спина.

- Это она..? – выдавил он и кивнул на живую статую.

- Кажется… – громким шепотом произнес Серафим.

Он подошел к Зое, всмотрелся в застывшее лицо. В этот же момент снова послышался рвущий душу звук, и уже было очевидно, что шел он из приоткрытых неподвижных губ девушки.

- Ааа… жжж… д-д-д… рржжж….

Звуки толчками вырывались из Зоиного горла, но ни один мускул на ее лице не дрогнул, а глаза оставались стеклянными.

- По-моему, она что-то говорит…

- Да просто стонет, – кинул Коля, который к Зое подойти боялся.

- Нет же… Это слова.

- Држжж…ааа… Тжжжжыыы…Нм…нм… г…г – выла Зоя.

- Кажется…. Кажется, она говорит, «тяжело держать, не могу»!

- Елки палки… – прошептал Коля.

Стоны стихли так же резко, как и начались, и Зоя снова держала свою ношу в полной тишине и неподвижности. Коля чувствовал, как колотится сердце, и толчками выдыхал воздух.

Рано утром пришла прежняя санитарка, а с ней румяный и чем-то довольный секретарь райисполкома Картузов.

- Ну, как дела, товарищи? – звонко спросил он, сбивая снег с ботинок. – Происшествий не было?

- Нет, – ответил Коля.

Не рассказывать же, ей-богу, про эти стоны. Да и не слышал он никаких слов… Черт его знает, что там Серафиму привиделось. Попа из избы выпроводили, но он твердо сказал, что вернется следующей ночью. Картузов закатил глаза, но сделать ничего не мог – разрешение священнику дали официально.

***

Жене про Зою Коля рассказал скупо – да, стоит, двинуться не может, икону к груди прижимает. Нина недовольно подняла брови – она была уверена, что никакой окаменевшей девушки в доме Болонкиной нет.

- Может, болезнь какая-то… Паралич, – хмыкнула она.

- Скорее всего, – с готовностью кивнул Коля, хотя никакой паралич не объяснял того, что Зою не могли оторвать от пола.

Радио пело голосом Марка Бернеса о темной ночи; Нина, которой нужно было на завод ко второй смене, ставила сковородку с ворчащей яичницей на стол.

- Голодный поди… Какая все же дикость – устроили катавасию с больной девушкой. Попа еще притащили, вот ведь средневековье. Врача к ней хоть вызывали?

- Да. Картузов сказал, сегодня какие-то светила из Свердловска приедут. Местные не так хороши, – усмехнулся Коля.

Нина нарезала хлеб, подвинула к нему блюдце с тонко нарезанным салом, погладила его по голове.

- Ну, ешь и ложись… Мне уходить скоро.

Коля ел горячую яичницу, слушал Бернеса, голос которого доносился до него как через вату, и чувствовал, как пульсирует кровь в ушах. Лицо Нины на секунду застыло, замерцало и тут же Коля вскочил, опрокинув стул, и бросился вон из дома. На крыльце перегнулся через перила, и его бурно стошнило только что съеденной яичницей.

- Ты что? Что с тобой? – испуганно восклицала сзади Нина, и несся бархатный голос из радиоприемника:

«Темная ночь разделяет, любимая, нас,

И тревожная черная степь пролегла между нами»

***

На следующее дежурство Коля отправился, тяжело загребая сапогами; при одной мысли о неподвижных Зоиных глазах его охватывал мутное тяжелое чувство. К дому он подошел вместе с отцом Серафимом, которого без представителей власти больше внутрь не пускали. Тот невесело улыбнулся Коле, выдохнул в темноту морозный парок.

- Ну что, милиция, готов к ночному бдению?

Коля неразборчиво буркнул, пожал священнику руку и решительно направился в избу. Там было жарко натоплено, и санитарка указала на чайник:

- Только погрела, чаю попейте, пока горячий.

Серафим налил стакан, вынул кулек с сушками, предложил Коле. Тот поморщился:

- Не хочу. Вы сюда сушки, что ли, есть пришли…

Священник с удовольствием отхлебнул чай и спокойно сказал:

- А что сушки… Сушки делу не помеха.

- Зачем вы вообще ходите? Видите же, что ничем помочь не можете.

- Чтобы помочь, нужно понять. А я пока ничего не понимаю.