Горячая вода расслабляла – и именно поэтому Филипп не стал задерживаться в душе. Он никогда не видел смысла в том, чтобы лишний раз потакать себе; всегда был ориентирован на цель – порой в ущерб процессу, пусть отец и не раз сочувственно качал головой, с досадой проходясь по этой его черте.
Филипп знал, откуда растут корни этой особенности, но ничего не мог поделать со своим прошлым. Приютское детство, холодное и жестокое; чудо в виде протянутой руки Бруно Хорста – и вечная, на всю жизнь затянувшаяся попытка доказать, что он лучше всех, что он достоин этого чуда, что его есть за что любить.
И откровенная жалость во взгляде приемного отца, который, кажется, обладал этой редкой чертой – умением любить просто так, ни за что, без доказательств и причин.
Бруно обожал приемного сына, и, казалось, не было ничего в целом свете, что могло бы поколебать его привязанность… но Филипп все равно брал вершину за вершиной, чтобы показать отцу, что тот не совершил ошибки.
Школа с отличием, технический университет, армейский контракт, должность специалиста по баллистике в Комиссии, назначение главой лондонского филиала… блестящая карьера Филиппа была подчинена одной-единственной цели, а за холодным фасадом скрывалось умение сводить свой мир в четкий, сияющий фокус, ставить свои страсти на службу себе.
МакГрегор обладал критичным, холодным умом; он умел видеть недостатки – но в свои тридцать с лишним лет еще не обладал мудростью, достаточной, чтобы научиться их прощать. Единственным в целом свете человеком, которому он был готов простить все, был Бруно Хорст, но слепая привязанность Филиппа не распространялась ни на его образ жизни, ни на организацию, которую возглавлял его приемный отец.
И он был органически неспособен полюбить, закрыв глаза на недостатки человека. Личная жизнь МакГрегора насчитывала всего три имени, и более-менее серьезными были лишь последние отношения – но и они продлились совсем недолго, не выдержав его холодной отстраненности и открытого нежелания впускать кого-то в свою жизнь, раскрывать свои секреты.
За непроницаемыми шторами обнаружился робкий проблеск света; последние дни октября решили побаловать теплом, и низкая облачность медленно рассеивалась, сменяясь безоблачным высоким небом.
МакГрегор достал аптечку и наконец-то занялся раной – лишь в конце, уже закончив неловкую перевязку, вспомнив, что в прошлый раз занимался подобным не самостоятельно. Поток рассеянных мыслей совершил обманный круг и вновь привел Филиппа к проблеме, к которой он все никак не решался подступиться.
МакГрегор с тяжелым вздохом бросил полотенце на разобранную кровать и сдернул со стула рубашку. Одеваясь, он размышлял о грядущем дне, и думы были далеки от приятных.
Шел третий день конференции, день, который должен был стать последним. Завтра, в канун Хэллоуина, Вайлахер всерьез грозился устроить бал, объединив участников оружейной конференции с прочими посетителями выставочного комплекса, но Филипп, совершенно равнодушный к социальным мероприятиям, не мог всерьез проникнуться настроением праздника.
Завтра ему предстояло расстаться с Габриэль.
Он попросил,
Филипп покосился на свое отражение в зеркале и мрачно показал ему кулак.
Подсознание было безжалостным. Драка в пабе, нападение у фонтана Нептуна, упущенный им четвертый бандит и сирены полиции вдалеке… а что, если ей вообще суждено умереть – именно
МакГрегора невольно передернуло. Он с досадой выругался и довершил процесс одевания, натянув любимые затертые джинсы.
Вынести приговор себе оказалось легче, чем думать о том, что будет дальше. Одно Филипп знал точно: он не желал отпускать от себя эту взбалмошную, смелую девчонку.
Почему? Потому что все же хотел понять смысл своего видения?
Да, без сомнения, это было важно.
Но существовало и еще кое-что, помимо этого…
Он выдохнул сквозь зубы и с размаху опустился на кровать, запустив пальцы в волосы. Перед глазами возник ее образ, смеющиеся глаза на отмеченном царапинами лице; уверенный, смелый взгляд человека, который способен на сильные поступки, человека с большим сердцем и душой, способной на страдания.
Человека, способного с легкостью наделать ошибок, которые скажутся на других.