Темная история в третьем роддоме

— Привет, практикантка! — радушно улыбнулась Елизавета Сергеевна и встала из-за стола.

Халатик обтягивал беременный животик. К игле ревности в сердце Татьяны добавилась еще одна — зависти. Ранее Бестужева, ныне Горская, много лет имела под рукой Станислава Борисовича (и, возможно, не только под рукой), а теперь вышла замуж, ждет ребенка и счастлива. Почему кому-то всё, а кому-то «Фея» по ночам, и «Вот и бегите в магазин» — когда с открытыми глазами? Где справедливость?

— За что тебя сослали? — всё также до противного радостно улыбаясь, поинтересовалась хозяйка кабинета.

— Почему «сослали»? — удивилась Таня. — Я думала, меня в аренду сдали.

— Тоже мне, ценная недвижимость, — фыркнула Бестужева. Которая Горская.

— В смысле, меня Фрида Марковна в последние дни в родильное отправляла, там из-за эпидемии работать некому, — попыталась объяснить Татьяна. — Вот я и подумала, что она меня опять кому-то в пользование из-за недостатка рабочих рук отдала.

— Ну, рук у меня действительно недостаток, — призналась брюнетка. — Грипп лишил меня акушерки, и я была рада предложению. Только «пристроил», — она сделала «кавычки» пальцами, — мне тебя Стас. Вот я и спрашиваю, чем ты перед ним провинилась.

Это «Стас» пронзило исколотое сердце Тани третьей иглой. Еще чуть-чуть, и оно станет, как подушечка для булавок.

— Перед Станиславом Борисовичем — ничем, — ответила она.

Конечно. Он же не говорил, что будет скучать по Татьяне. Он говорил, что будет скучать по Фее. А это совсем не одно и то же.

— Не доставала? — уточнила Елизавета Сергеевна.

— Я?!

Это она достает Дежнева? Да он сам кого хочешь достанет! Потом положит, вставит и прокрутит. А она после этого — виновата!

— Ну, не знаю, — смутилась Бестужева. Которая теперь Горская. — Как-то так сложилось, что на Стаса все новенькие вешаются. Извините, — Елизавета Сергеевна неожиданно перешла на «вы».

Видимо, само предположение, что Таня смогла избежать поголовной влюбленности в Станислава Борисовича, вызвало в ней уважение. Рядом с третьей иглой в сердце вошла четвертая. И пятая. За то, что «поголовная», и за то, что не избежала.

— Я — не вешалась, — честно возразила Таня.

Вот что-что, а не вешалась — точно. Связывала, скакала на нем, в руки брала… в общем, стонала под ним, как дура последняя. Гадости про него писала. Но не вешалась.

— Странно, — на секунду поджала губы Елизавета Сергеевна. — А почему тогда он попросил тебя забрать на пару дней? Присаживайся, — она показала рукой на свободный стол акушерки. — Что делать, знаешь?

Таня села на вполне удобный стул, который на первый взгляд выглядел, как орудие пыток.

— В общих чертах, — призналась она, оглядывая стол в поисках стопочек направлений на анализы. Стопочек не было. Был компьютер, подключенный к принтеру.

— В системе не работала? — уточнила Горская. — А как с компьютерной грамотностью?

У Тани с компьютерами было отлично, и после коротких, но доходчивых объяснений Морозки она более-менее разобралась, что к чему. Чем вызвала восхищение внеочередной наставницы. Увы, кровь, сочащуюся из истерзанного сердца, оно остановить не смогло.

— Ну, что, зовем первую? — предложила Горская и нажала на кнопочку вызова.

Глава 37

Зависть к Морозке уже на третьей посетительнице перешла в уважение к ее профессионализму. На шестой все эмоции вообще атрофировались, прижатые ритмом работы. Елизавета Сергеевна периодически выбегала по неотложным надобностям: на вид у нее было месяцев пять — шесть, но мочевой уже придавливало. Хотя некоторые бегают со второго месяца, кому как повезет. В эти минуты передышки Таня пыталась понять, чем прогневала заведующего отделением. Однако в голову ничего не шло. Кроме краткого содержания их последней встречи, отчего кровь от мозга отливала в лицо и ниже (значительно ниже). А мозг без питания, как известно, не думает. Совсем. Потом возвращалась Морозка, и на «подумать» времени уже не оставалось.

Когда на стол лег последний за день талончик, Таня пришла к неожиданному выводу, что в больнице работать легче. По крайней мере, ей. Да, ночные смены, слезы и сопли на гормональном фоне, но зато хоть какая-то свобода действий. И разнообразие. На стуле акушерки Таня себе всю попу отсидела. Позвоночник тоже выражал недовольство. Позвоночник Елизаветы Сергеевны был солидарен. По крайней мере, когда дверь за последней пациенткой закрылась, Горская поднялась из-за стола, выгнулась и попыталась размять район поясницы костяшками кулаков.

— Елизавета Сергеевна, — уточнила Таня. — А почему вы уверены, что у этой беременной не воспаление, несмотря на ее температуру?

— Танечка, — фамильярно обратилась она, — я не уверена. Уверена я буду, когда получу анализы. Но температура чуть больше тридцати семи. Сама девочка субтильная, мелкая. У таких случается, что на раннем сроке организм воспринимает эмбрион как инородное тело. Отсюда температура. Потом всё само собой рассасывается. В любом случае, назначать, как ее терапевт, антибиотики, не взглянув даже на общий анализ крови, мне кажется…

Завершить предложение ей помешал звонок сотового.