Мое нетерпение было понятным. Шесть часов я так и эдак прикладывала наказание Ренаты к разным обстоятельствам, и в любой схеме всплывал наиболее очевидный ответ — воспитательный момент, вероятнее всего, связано с событиями в гостинице. Иначе, двенадцатого апреля, отец, несколько часов назад обнаруживший в номере труп хорошего знакомого, врядли взялся бы за воспитание дочери. В противном случае, или Рената натворила что-то из ряда вон, или у Кутепова нервы крепче стальных тросов.
А в простые совпадения я давно перестала верить.
— Михаил Петрович, — заходя в кабинет и плотно прикрывая за собой дверь, сказала я, — нам надо поговорить.
Кутепов сидел за столом и проглядывал какие-то бумаги.
— Что-то важное? — без тени заинтересованности, не отрывая глаз от бумаг, спросил он. Иногда мне казалось, что «дядя Миша» начинает считать меня настоящей итальянской племянницей. Бурчит совершенно по-родственному и не особо лакируется. — Что-то выяснилось?
— Почему вы в тот же день двенадцатого апреля накричали на Ренату и посадили ее под домашний арест? — в лоб спросила я.
Кутепов снял очки, отложил их в сторону и устало потер лицо ладонями:
— Это не имеет отношения к интересующим нас событиям.
— Можно об этом буду судить я? — с некоторой ласковостью, спросила я.
— Занимаясь Ренатой, ты теряешь время, — тихо сказал Михаил Петрович.
— И все же.
— Я еще раз повторяю, — с нажимом произнес хозяин дома и повысил голос, — занимаясь Ренатой, ты теряешь время!
Честно говоря, я слегка опешила. Ни окрика, ни отпора я не ожидала, так как считала свой вопрос весьма тривиальным — отца спросили, за что он наказал свою дочь? Если он так уверен, что Рената не имеет отношения к убийству, то не лучше ли объясниться?
— Это какая-то тайна?
— Это семейная тайна, — делая упор на слове «семейная», проскрипел Кутепов.
— Она может иметь какое-то отношение к убийству Коваленко?
— Категорически — нет. Поверь. Категорически — нет! Рената наказана совсем по другой причине, и оставим эту тему.
Он нацепил на нос очки и сделал вид, что погружен в работу. Но бумаги в руках Кутепова слегка подрагивали, щеки побагровели, и я всерьез испугалась сердечного приступа.
Получалось так, что меня — выставили. Прикрыв за собой дверь кабинета, я прижалась спиной к прохладной стене и некоторое время стояла без движений. Ощущение было мерзопакостное. И если бы не некоторая упрямая злость, я бы тут же побежала в свою комнату и начала паковать чемоданы.
«За кого он меня принимает?! За девочку для битья?! — стучало в висках. — Пошел он к черту! Не хотите, что бы я копалась в вашем белье, увольте. Напрашиваться не стану».
Мимо, с подносом в руках прошла Таисия. Из кухни доносилось позвякивание посуды, Сидор Поликарпович колдовал над раздельными блюдами. Ужин, как всегда, оформлялся с некоторой претензией на снобизм.
Ужин. Таисия. Привередливый повар. Разговорчивая Нюся, как катализатор мыслительной деятельности.
Догадка ударила так, что я чуть не задохнулась от предчувствия удачи. Вот. Вот где я получу подтверждение своих подозрений!
Неприятный разговор с хозяином дома и нетерпение, совершенно лишили меня аппетита. Я бы с удовольствием вовсе отказалась от ужина и заперлась в своей комнате, — «дядю Мишу» видеть не хотелось! — но манкировать традициями принявшего меня дома, не решилась. Этот ритуал соблюдали показательно прилежно. Как ужин в казарме.
Рената трепалась о студенческой жизни, Кутепов был мрачен, Бьянка необыкновенно рассеяна, и когда муж обратился к ней с обыденным вопросом, растерялась и ответила невпопад.
Наталья Александровна редко садилась за стол с Кутеповыми. Она предпочитала ужинать у себя дома с мужем и сыном. Она лишь отслеживала сервировку, очередность поступления блюд, и, отдав повару распоряжения-пожелания относительно меню следующего дня, уходила к себе. На этом ее работа заканчивалась.
Бьянку такие отношения с сестрой первой жены Михаила Петровича вполне устраивали. Хотя иногда казалось, что, скорее всего, она предпочла бы вообще не встречаться с этой родственницей своего мужа. Когда-то его так поразила преданность Натальи Александровны, что в некотором смысле он считал ее эталоном настоящей женщины. Согласитесь, жену это должно напрягать.
За ужином я как обычно молчала. Ко мне не обращались, даже когда надо было передать солонку. Но сегодня такое невнимание меня устраивало. Я отбывала повинность и ждала вечера. Когда опустеет кухня, когда все разойдутся по своим комнатам, и я, наконец, утолю любопытство. Я предчувствовала, что в записях Сидора Поликарповича может скрываться бомба.
Сразу после ужина Кутепов заперся в кабинете, женщины собрались в детской, я выждала некоторое время и на цыпочках, незамеченная никем, прокралась к кухонному шкафу, где шеф-повар держал журналы для записей. Специальную книжечку с детским меню оставила на полке, толстенный поварской талмуд, а попросту амбарная книга, с трудом уместился под кофтой. Юркой мышью я проскользнула до своей комнаты, раскрыла журнал и погрузилась в чтение.