Темная ложь

Он попробовал объяснить друзьям, что князь тьмы пытается поссорить их, и не был уверен, имел ли Люцифер в виду именно то, что сказал. И дело тут было не в Джилли и всадниках — Аман знал, что все это правда, а в родственных связях. Но, к несчастью, ни один из друзей не обратил на него внимания.

— Он конечно же лжет, — сказал Уильям, пытаясь произнести эти слова спокойно, хотя его голос немного дрогнул. — Я никогда даже не прикасался к Джилли и не собираюсь делать это. Меня не привлекают малолетки. А комментарий про лошадей вообще не заслуживает того, чтобы я давал на него ответ.

Князь тьмы, охваченный самодовольным весельем, приподнял бровь и произнес:

— Как скажешь. Тогда давайте начнем нашу вечернюю шоу-программу и развеем твою скуку.

Он хлопнул в ладоши, и этот звук эхом отозвался в охваченном пламенем зале. Слева открылась дверь, и в зал вошли два высших демона. Судя по их улыбкам, они с нетерпением ждали, когда же наконец их вызовут. Они тащили ссутулившуюся Легион, светлые волосы которой свисали вокруг головы неопрятными сосульками, слипшимися от крови. Она была связана и скована цепями, а на ее бедрах были заметны рубцы от кнута.

Аман знал, что не может позволить себе отвлекаться, и заблокировал мысли Легион. Несмотря на это, они все же успели промелькнуть в его голове. Воин понял, что с ней делали ужасные вещи, намного худшие, чем те, что показал ему служитель демона Боли, ибо это создание было всего лишь свидетелем ее мучений. «Возможно, она никогда не придет в себя», — предположил он.

Легион была избита и ранена так же сильно, как и сам Аман, и во взгляде ее глаз читалось отчаяние, которого там прежде не было. Но, увидев Аэрона, она принялась рваться, кричать, беспокоясь за него и надеясь на избавление.

— Аэрон! Аэрон! — звала она.

Но демоны держали ее крепко, и, когда Аэрон попытался сделать шаг вперед, Уильям схватил его за руку и остановил, предупредив:

— Он добивается именно этого.

Люцифер сверлил Аэрона взглядом, наслаждаясь его реакцией, бледностью и тем, как он скрежещет зубами.

— Тебе нечего сказать, воин? — поинтересовался он.

Аэрон кивнул и ответил:

— За это ты умрешь.

— И все?

Аэрон еще раз неуклюже кивнул, будто не позволяя себе снова заговорить.

Аман почувствовал, что князя тьмы охватило разочарование. Он хотел, чтобы Аэрон метал громы и молнии. «Ну и ладно», — в конце концов подумал Люцифер, и Амана чуть не выбросило из его сознания. Воину удалось сохранить связь, хотя живот крутило от боли и ужаса. Люцифер не собирался отступать; он хотел довести Аэрона, того самого глупого воина, который помешал его плану овладеть Легион и уничтожить Владык, до грани безумия.

— Что ж, — спокойно произнес он, — тогда давайте начнем наш праздничек. Никто не возражает?

Глава 21

Скарлет прошла через все пять стадий признания неизбежного: отрицание («Гидеон не корчился от боли, когда я ушла»), гнев («Моя стерва-мать снова и снова не реагирует на мои призывы, поэтому я не могу вернуться на небо, чтобы выследить Мнемозину»), торг («Пусть Гидеон наконец победит в своей войне, — молилась она, ни к кому конкретно не обращаясь, — и я забуду о мести тетке. Ведь если он окажется в безопасности, я перестану быть для него обузой»), депрессию («Я больше никогда не увижу этого красавца воина») и принятие («Уйдя от него, я поступила правильно. Нам лучше жить каждому по себе»).

Из глаз Скарлет потекли слезы, но она торопливо стерла их тыльной стороной ладони. Прошел всего день, но она уже скучала по Гидеону. И, подобно наркоману, нуждающемуся в дозе, оставалась в Будапеште, поблизости к нему, достаточно близко для того, чтобы перелезть через железный забор, окружавший крепость, и прогулочным шагом подняться к парадной двери, постучать в нее, обнять Гидеона, когда он откроет, и поцеловать его. Останавливало ее лишь то, что в первый раз она едва набралась сил, чтобы уйти, а во второй, как она опасалась, их может вообще не оказаться.

«Идиотка», — выругала себя Скарлет, когда ко всем прочим ее чувствам присоединилось отчаяние. Она понимала, что ей не обязательно призывать мать, чтобы получить билет в Титанию, — можно обратиться к кому-то другому, но ни титаны, ни олимпийцы не питали к ней особой любви. «А если кому-то из них я и нравилась, — подумала она, — то ничего об этом не помню. Проклятая Мнемозина…»

«Вернись к Гидеону, — взмолился ее демон. — Я буду хорошо себя вести. Клянусь!» Демон Скарлет прошел через все пять стадий принятия неизбежного вместе с ней, но решил вернуться к торгу.

«Он тебе всегда нравился, — обратилась она к демону. — Почему? Не понимаю… Тебе ведь никто не нравится».

«Он… — начал демон, а затем, после непродолжительной паузы, закончил фразу: — Принадлежит мне».