Темная магия

Он замолчал. Во рту у Каландрилла пересохло, ему страшно захотелось сделать глоток вина. Он ощутил странную потерю: он уже не был самим собой, хотя и сам не понимал, как это с ним произошло. Он перестал быть просто Каландриллом ден Каринфом. Дыхание со свистом вырывалось у него сквозь сжатые губы, и он едва не плакал от тоски. Наконец он заставил себя спросить:

— Ты не можешь говорить яснее?

Менелиан покачал головой.

— Скажи — хотя бы, как этим пользоваться.

Менелиан вновь отрицательно мотнул головой. Руки Каландрилла непроизвольно сжались в кулаки. Брахт прав: свяжешься с колдовством — и попадешь в запутанный лабиринт непознанного, извращенного, изогнутого, единственное предназначение которого — обмануть и запутать тебя.

— Я могу только утверждать, что она есть, — сказал Менелиан. — И что эта сила выше моего разумения и мне о ней ничего не ведомо. Был ли ты рожден с ней, или она тебе была дарована, не знаю…

— Дарована? — Каландрилл резко поднял и обрушил сжатые кулаки на стол. Свитки и списки подпрыгнули, а Менелиан отпрянул. — Как это «дарована»? Некая… первобытная сила? Выше твоего разумения? Которой я не могу воспользоваться? Ты хочешь сказать, что я уже не тот, кем всю жизнь себя считал? И все это из-за какого-то «дара»?

— Ты все тот же, — попытался мягко успокоить его Менелиан. — И я думаю, что эта сила тебе дарована.

— Брахт научил меня пользоваться мечом. — Каландрилл сердито ударил рукой по эфесу. — Вот это мне даровано. Ты же говоришь сплошными загадками, колдун.

— Я говорю только о том, что почувствовал. — Менелиан словно извинялся. — Но ты ничуть не изменился.

— Не изменился? — Каландрилл беспомощно покачал головой. — Но ведь я уже не прежний Каландрилл!

— А разве такое не происходит с каждым из нас? — спросил Менелиан. — Разве все мы не меняемся? Разве все мы не перестаем когда-то, хотя бы отчасти, быть теми, кем были? И в то же время остаемся прежними? Что тебя так… так разозлило?

Голос его звучал примирительно, но на лице было полное смятение. Каландрилл с сомнением вздохнул. Он кисло улыбнулся, пожал плечами и честно признался:

— Не знаю. Прости мне эту вспышку ярости. Но я всегда считал себя самым обыкновенным человеком — и вдруг слышу, что обладаю какой-то силой, природа которой сокрыта и от тебя, и от меня. Это словно… выделяет меня из других, ставит… в стороне от других.

— Вы все, — медленно и торжественно заявил Менелиан, — ты, Брахт, Катя, Теккан, — вы все особые, вы все выделяетесь из других. Ваша миссия сама по себе выделяет вас из других. Я думаю, сами боги наделили тебя этой силой.

— Только вот просветят ли они меня, что это за сила? Научат ли ею пользоваться?

— Возможно, — кивнул колдун. — Хотя и не могу сказать наверняка. Единственное, что мне ведомо, так это то, что сила сия чуть ли не божественного свойства.

Каландрилл откинулся на спинку стула, не сводя с мага неверящих глаз. Затем коротко и цинично рассмеялся.

— Уж не стал ли я богом?

— Не думаю, — возразил Менелиан. — Но, вполне возможно, ты проводник их воли.

— Я бы предпочел быть человеком.

— Многие бы жаждали оказаться на твоем месте.

— А вот меня это не устраивает. — Каландрилл покачал головой. — Я бы хотел быть самим собой, и больше никем. Больше никем.

Менелиан пожал плечами и, наклонившись вперед, вперил в него внимательный взгляд черных глаз.

— Я слышал твой рассказ, — мягко сказал он. — Когда началась вся эта история, ты был царевичем в Секке, коему уготована была судьба служителя Деры. Ты бежал от этой судьбы, ты научился пользоваться клинком. И называешь это даром. Когда на шее у тебя висел камень Рхыфамуна, ты вызывал штормы и насылал на врага волны. И это ты воспринял за дар. Ты теперь не тот молодой пытливый ум, каковой рылся в библиотеке своего отца. И все же ты Каландрилл ден Каринф. Возможно даже, ты теперь больше Каландрилл, чем был раньше. Ты не тот, каким хотел видеть тебя отец, ты стал самим собой. И я повторяю: то, что видел я в тебе и природу чего не понял, тебе даровано.

Каландрилл посмотрел в серьезное лицо колдуна, ни секунды не сомневаясь в его искренности. Он желал ему верить, согласиться с ним, но все еще не мог преодолеть ощущение потери. Такое бывает после кошмара, избавиться от которого удается не сразу. Словно с приобретением этого знания он что-то потерял. Как все это объяснить, он не знал. Ощущение это было неуловимым, как любовь. Возможно, это и пройдет. Возможно, со временем он смирится с этим и даже познает природу того, о чем говорит ему сейчас Менелиан.

— Может быть, — нехотя согласился Каландрилл.