Болотных газов словно и не было никогда. Воздух был свеж после отбушевавшей недавно грозы и настоян на благоухающих ночных цветах, как в летний день. Очень приятный сон, подумал Каландрилл, ощущая покой и веру в будущее. Безграничное небо переливалось звездами, и каждый огонек на темно-синем бархатном куполе горел факелом. Свет, лившийся с неба, был мягким и ласковым. Легкий ветерок шелестел в траве, ручеек, вытекавший из источника, мелодично журчал, словно серебряные цимбалы аккомпанировали флейте ветра. Черная кошка, мурлыкнув, скользнула мимо его ноги и растворилась в темноте. Эдра манила его за собой, и он шел, не переставая удивляться живости и реальности сна. Не задавая вопросов, он проследовал за старухой через лужайку на вершину холма.
Ветер здесь дул сильнее, и он чувствовал его дыхание на лице и волосах. Эдра остановилась и оглянулась на лачугу. Каландрилл посмотрел туда же: лачуга оставалась прежней, но теперь она показалась ему не маленьким жалким полуразвалившимся строением, а прибежищем, раем, укрывшим их от грозы и опасности. На мгновение ему даже почудилось, что он видит ярко освещенный дворец.
— Ты можешь остаться у меня. Здесь не так уж плохо.
Он огляделся и отдал должное старухе. Ночь раскинула волшебный покров над болотом, и он без труда представил себе, насколько весна и лето преображают окружающие просторы.
— Я не могу, — сказал он.
— Здесь ты в безопасности.
Голос у нее изменился, он уже не шелестел, как камыш на ветру, а звучал глубоко и уверенно. Каландрилл покачал головой.
— Я не могу.
— Почему?
— Потому что тогда Рхыфамун воспользуется «Заветной книгой», отыщет и пробудит Безумного бога. А этого допустить нельзя.
Ему и в голову не пришло скрывать: где-то в глубине души он знал, что сон этот соткан из нитей яви и что недомолвки нарушат его.
— Рхыфамун?
— Сейчас он в теле Давена Тираса, а до того он был Варентом ден Тарлем. Как бы то ни было, он Рхыфамун.
— А, понимаю. Он меняет свое обличье.
— Истинно. Он столь же безумен, как и бог, которого он вознамерился пробудить.
— А ты хочешь ему помешать?
— Я, и Брахт, и Катя. Это наш долг, иначе мир будет ввергнут в хаос.
— Вы, на ком одеяния смертных? Вы вознамерились помешать ему? Как?
— Я не знаю. Но мы должны.
Она кивнула, одобрительно улыбаясь, и Каландрилл вдруг увидел перед собой уже совсем другого человека. Перед ним стояла не старуха с морщинистым лицом, а женщина в расцвете лет в одеяниях, впитывавших в себя лучезарный свет выпуклой Луны, так, что она стояла словно в окружении света. Золотые волосы волнами ниспадали ей на плечи, обрамляя лицо. А оно было и неповторимым, и в то же время самым обыкновенным, как лицо любой женщины, несущей в себе любовь: как лицо его матери, или Кати, или Надамы, или Ребы-гадалки. Все они слились воедино в ее прекрасном лике. А когда Каландрилл взглянул в голубые, как летний небосвод, глаза, то понял, что перед ним — богиня. Да нет, ему это все снится!
— Дера, — прошептал он и пал на колени.
Она подняла его и сказала:
— Ты не обязан склоняться предо мной. Это я должна встать пред тобой на колени.
Он замотал головой.
— Истинно, — сказала она. — Ведь ты пустился во все тяжкие во имя мое! Ты и твои товарищи скачете на битву ради меня. Молодые боги должны быть вам благодарны.
— А разве можем мы поступить иначе? — воскликнул он.
Она улыбнулась, и ночь отступила, а он оказался в круге солнечного света, но Дера не дала ему прямого ответа, а лишь сказала:
— Не все смертные думают как ты. Маги Кандахара знают о существовании «Заветной книги» и о ее значении, но они не бросились вдогонку за Рхыфамуном. Те в Вану, кто называет себя святыми отцами, ведают о значении книги, но вместо себя отправили Катю.
— Они мирные люди, — пробормотал Каландрилл. — А маги Кандахара связаны тираном, он принудил их драться на войне.
— Сколько бы ни было пролито крови в той войне, все это ничто по сравнению с тем, что может произойти, вздумай Фарн навестить людей.
— Видимо, они этого не понимают.
Он пожал плечами, и богиня спросила:
— А ты понимаешь?
— Я знаю, что Фарна называют Безумным богом, — ответил он. — Я уверен, что пробудить его — это все равно что пробудить безумца. Я не хочу, чтобы мир был ввергнут в хаос.
— Неужели мир столь важен для тебя? Вспомни, как он обошелся с тобой.
Каландрилл нахмурился, застигнутый врасплох: все это прозвучало таким диссонансом со всем, во что он верил и что знал, и он не сразу нашелся что ответить. Наконец он произнес:
— Преуспей Рхыфамун, пробуди он Фарна, и ты будешь уничтожена.
— Всему когда-то приходит конец. — Она указала рукой на Луну, уже прошедшую зенит и начавшую клониться к западному горизонту. — Вот хотя бы ночь.
Он опять нахмурился.
— Ты предлагаешь отказаться от погони?
— Нет. — Она улыбнулась и покачала головой, и из волос ее полился свет. — Я лишь хочу сказать, что у тебя есть выбор.
— Только не в этом, — заявил он.
— Вы нашли «Заветную книгу». Фарн будет вам за это благодарен. Вы можете завоевать его благосклонность.
Его передернуло, и он резко воскликнул:
— Нам его благосклонность ни к чему!