Утром, как керниец и обещал, они позавтракали двумя упитанными зайцами и продолжили погоню по ровной пустынной степи. Ни туман, ни дождь не мешали им скакать вперед, и они проделали большой путь по вересковой долине, несмотря на то что местность постепенно повышалась в преддверии Ганнских хребтов. Дрок и вереск перемежались теперь чахлым можжевельником и тополями. Ни одного человека не встретилось им на пути, только однажды с вершины хребта за ними кто-то осторожно наблюдал — возможно, охотник, не доверявший чужакам. Еще через два дня они опять выехали на дорогу.
Солнце было уже почти в зените, сверкая на небе, подернутом тут и там длинными перистыми облаками. Они ехали вперед ровным галопом, надеясь вскоре остановиться, перекусить и дать отдых животным. Ганнсхольд лежал в нескольких днях езды.
Брахт скакал чуть впереди. Въехав на небольшое возвышение, он перешел на шаг и поднял руку. Каландрилл и Катя натянули удила и осторожно приблизились к Брахту. Керниец кивком указал на то, что его обеспокоило.
Дорога ныряла здесь вниз, в узкую долину, пересекая небольшую речушку, через которую был переброшен мост. Целая процессия из разноцветных кибиток и повозок расположилась лагерем по обеим сторонам дороги. На лугу паслись лошади, а на траве, вблизи реки, шуты разыгрывали представление перед огромными черно-зелеными шатрами. Женщины в роскошных дорожных костюмах и мужчины в легких доспехах потешались над ними.
На повозках и длинных шестах развевались такие же, как и шатры, черно-зеленые вымпелы — цвета Секки.
У Каландрилла перехватило дыхание. Он обвел взглядом лагерь, приглядываясь к знакам отличия на серебряных нагрудниках и полушлемах солдат и на ливреях слуг.
— Тобиас, — проговорил он тихо, словно боялся, что его услышат.
Брахт кивнул.
— А нам некуда деваться. Только вперед.
— А в объезд нельзя?
Каландрилл посмотрел на степь. Можно ли пересечь реку где-нибудь подальше от лагеря домма? Но он понимал, что подобный маневр вызовет подозрения.
Катя указала на лучников, расположившихся по периметру лагеря и уже натягивавших тетиву.
— Нас заметили, — холодно сказала девушка. — Если мы попытаемся их объехать, им захочется узнать почему.
— И тогда они попытаются захватить нас в плен, — добавил Брахт, глазами указывая на одетых в кольчугу воинов. — Они сочтут нас разведкой бандитов.
Каландрилл выругался, и в то же мгновение сержант что-то крикнул, указывая на них рукой, и из толпы, окружавшей шатер, гордо ступая, вышла знакомая фигура.
Солнечные блики заиграли на полированных доспехах, когда человек поднес козырьком руку к глазам и посмотрел на вершину холма. Голова его была не покрыта, ветер трепал огненно-рыжую гриву волос, и, несмотря на расстояние, Каландрилл был уверен, что видит брата. Мурашки побежали у него по спине. Он был убежден, что сейчас Тобиас узнает его и прикажет уланам из дворцовой гвардии мчаться за ними вдогонку, а лучникам осыпать их тучами стрел. Каландрилл облизал мгновенно пересохшие губы. К Тобиасу подошла женщина с каштановыми, забранными сеткой волосами. Он что-то сказал ей, полные губы ее расплылись в улыбке, а придворные разразились хохотом. Каландрилл узнал Надаму, и той частью сознания, что не была еще убита ужасом, отметил, что она по-прежнему красива, но теперь ему безразлична. А может, это просто из-за объявшего его ужаса?
— Вперед, — решил Брахт.
— Он меня узнает, — запротестовал Каландрилл.
Брахт внимательно посмотрел на него.
— Да станет ли домм Секки уделять внимание бродячим наемникам? — Он покачал головой и сам себе ответил: — Поехали, они нас заметили. Попытайся мы миновать лагерь, и они бросятся в погоню. Если дойдет до худшего, будем прорываться прямо сквозь них.
Он уверенно пустил жеребца рысью вперед. Каландриллу ничего не оставалось, как последовать за ним вниз по склону, прямо к мосту. К брату, жаждавшему его смерти.
Как утопающий хватается за соломинку, так и он думал только о Дере. Но, несмотря на ее заверения, чем ближе они подъезжали к наблюдавшей за ними толпе, тем учащеннее билось его сердце. При виде поблескивающего оружия по коже у него побежали мурашки: одно слово Тобиаса — и его, как козявку, поднимут с седла на копьях. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что его конь устал, а лошади дворцовой гвардии отдохнувшие.
Не поворачиваясь, Брахт произнес:
— Ты Калан, воин из Куан-на'Фора. Думай только об этом.
У Каландрилла во рту настолько пересохло, что он и не пытался ему что-нибудь ответить. Он клял про себя брата, нагло перегородившего дорогу так, что ему теперь не удастся спрятаться за спины товарищей. Каждому придется проезжать через заграждения поодиночке. В этом весь Тобиас. Он считает, что обладает всем, даже тем, что ему не принадлежит. К смятению Каландрилла прибавилась злость.
— Вот так, — похвалил его Брахт. — Сохраняй это горделивое выражение.
Впереди их поджидала плотная толпа лучников.