Темная материя

Как-то ночью он совершил поистине идиотский поступок: вышел на дорогу и вытянул руку с поднятым большим пальцем. Бог милосерден к дуракам, и с двумя пересадками он доехал до Милуоки. Беда в том, что Ботик толком не знал, где находятся отцовские мастерские и навесы для лодок, поэтому начал искать их в нескольких милях севернее, у причалов для яхт в самом Милуоки, а не в Кадахи, месте не столь шикарном. Одиннадцатилетний Ботик полагал, что, если доберется до места, где есть лодки, он увидит эллинги отца или спросит кого-нибудь, где они. Ведь все знали Чарли Боутмена. Эй, ведь этот парень — душа компании и первоклассный корабел. Вот только Ботик никак не мог найти кого-нибудь, кто знал его папу. Темнело, хотелось есть, в душе росло отчаяние. Он решил позаимствовать маленькую яхту с какого-нибудь причала, выйти на озеро и двигаться вдоль береговой линии до тех пор, пока не покажутся знакомые здания. Он протопал по берегу огромного озера несколько миль — как выяснилось, не в ту сторону — и наконец набрел на швербот «Санфиш», пришвартованный на частном причале у подножья крутого утеса с длинным пролетом вырубленных в камне ступеней.

Ботик спрыгнул на причал, отвязал яхту, наладил парус и сразу же поймал умеренный бриз, который вывел его на открытую воду. После этого все пошло не так. Хотя мальчик был неплохим моряком, он слишком удалился от берега и в сгущающихся сумерках потерял его. Городские огни служили грубым ориентиром, но через пару часов бесцельного лавирования галсами ему показалось, что он видит маленькие яркие искры, подмигивающие со всех сторон. Пал туман. Ботик знал, что отошел далеко в открытые воды озера, но не имел понятия насколько, к тому же, как последний идиот, забыл взять с собой компас. Наконец он убрал парус, лег на неудобное дно швербота и, обессиленный и переволновавшийся, впал в забытье. Холод и голод по капельке вытягивали из него жизнь. Каждый раз, когда он просыпался, его одолевали галлюцинации. Ему грезилось, что его заперли на ночь в большом универсаме, «Санфиш» несет его меж обильных рядов, а он выхватывает с полок рубашки и свитера, лампы и подносы для посуды, дуршлаги и горшки.

Наутро, в десять часов, из густого тумана выплыл патрульный катер, трогая пространство лучом поискового прожектора, как щупом, и передавая звуковые сигналы, которых Ботик не услышал, пока поисковое судно едва не врезалось в швербот. Офицер патрульного катера спустился к мальчишке, завернул его в одеяло цвета тумана и передал напарнику. Тот сказал:

— Эх, дурилка, надеюсь, ты когда-нибудь оценишь, как крепко тебе повезло.

Две ночи в больнице, и такое чувство, будто силы вытекали из него густой тягучей струей, как масло из машины. Отец рвал и метал, а мать прямо в тапочках примчалась на автобусе в Милуоки и увезла его. Он и вправду оценил везение: семья, которая жила в особняке над утесом с высеченными ступенями к пирсу, из сострадания к мальчику не стала предъявлять обвинение в краже яхты. Когда люди интересовались мотивами его поступка, он всегда отвечал:

— Да просто, наверное, хотел еще раз увидеть папу…

* * *

— И до сих пор это единственное объяснение, — сказал Боутмен. — Но когда я второй раз вышел на озеро Мичиган в украденной лодке, сюрприз для папы в мои планы не входил. Я полагал, мне удастся воссоединиться с тобой, Кроха, и Спенсером Мэллоном. Я думал, что мне дадут вторую возможность!

Он поднялся.

— Если собираетесь угостить меня обедом — не будем откладывать. Я проголодался, а на Вильямсон-стрит есть славное местечко под названием «Солдат Боб». Карибская еда. К тому же можно немного размяться — прогуляться туда пешком.

* * *

Когда мы входили в «Солдат Боб», я подумал, что как раз из-за таких заведений я добавил «плохие рестораны национальной кухни» в список учреждений, массово расплодившихся в подобных местах. Аспирантка, подрабатывающая официанткой, встретила нас, и мне вдруг стало не по себе: почудилось, будто она прочитала мои мысли. Продолжая улыбаться, девушка провела нас к столику в дальнем углу.

Боутмен жестом предложил нам садиться лицом к большому окну с видом на полное людей патио.

— Ребята, заказать вам что-нибудь выпить? Вас, по-моему, жажда одолевает.

Мы удивили официантку, уловившую запах алкоголя. Она приняла нас за потешных старых выпивох, прожигающих свои закатные годы. Мы расселись, и окно за спиной Джейсона Боутмена превратило его в темный силуэт.

— Мне только воду, — попросил я. — И плесните туда немного водки.

Блестяще изобразив услужливое повиновение, которое никоим образом не подразумевало, будто она нашла в этом что-то смешное, официантка повернулась к Боутмену.

— «Багровую жадину», — сказал он.

— Что? — спросил Дон.

— То, что здесь подают, — ответил Ботик. — Фруктовые напитки. Вкуснятина. А еще обожаю «Анестезию».

— Спасибо вам, добрый господин, — сказала официантка.

Она решила, что мы все трое идиоты.

Я сказал:

— Ну, если здесь пьют это, тогда я поменяю заказ и попрошу то же, что и моему другу. «Багровую жадину». Справитесь?

— Конечно, сэр. — Ее улыбка словно застыла.