Спрятавшись за семейку, я проверил, смотрит ли еще на меня седовласый. К моему облегчению и удивлению, перед большими окнами его уже не было. Но я уловил движение, и сердце едва не выпрыгнуло из груди: старик шел ко мне. Он остановился и поднял руки.
— Вам что-то от меня надо? — спросил я. — В чем дело? Кто вы, Распутин?
Семейка почуяла разборку и притихла.
Мужчина улыбнулся. Улыбался он красиво:
— Вы ведь писатель Ли Гарвелл?
Изумленный, я кивнул:
— Это я, верно.
— Я читал все ваши книги. Прошу вас, позвольте мне извиниться. Я, наверное, показался вам очень невежливым.
— Что вы, все хорошо. Спасибо, что объяснились.
Пока мы разговаривали, молодые люди выдали еще один билет, и я продвинулся вперед. Седоволосый украдкой бочком подобрался поближе. Жуткая семейка волоком передвинула багаж, глазея на мужчину так, словно ожидала от него потрясающего фокуса. Он чуть склонил голову набок и уставился на меня выразительными глазами. Губы его скривились, лоб прорезали морщины. Я подумал: «Это еще не все, продолжение последует. Мог бы и догадаться». Я оглядел терминал, но Олсон, по-видимому, где-то нашел текилу.
— Я должен переговорить с вами, — мягко сказал человек. — Не могли бы мы отойти в сторонку? Это конфиденциально.
— Я никуда из очереди не уйду.
— Это вопрос вашей безопасности.
Прежде чем я успел возразить, мой почитатель опустил одну руку мне на локоть, вторую — на поясницу и сдвинул меня на полтора фута в сторону так легко, будто я был на колесиках.
— Ну-ка стойте, сэр, — сказал я, пытаясь оторваться от него.
— Да я и так стою, — с улыбкой сказал мужчина.
С той же непринужденной властностью он чуть надавил мне на поясницу, удерживая рядом. Он подался ко мне и прошептал, буравя взглядом:
— А глазел я на вас, потому что у меня очень серьезное предчувствие на ваш счет. Не летите этим рейсом.
— Вы спятили, — сказал я.
И вновь почудилось, будто моя рука привязана к электрической изгороди и чистая энергия пронизывает тело. Я попытался отстраниться, но ладонь, вроде бы просто лежащая на спине, крепко удерживала меня.
— Прошу вас. Если вы подойдете к стойке и купите билет у этих двух балбесов и полетите рейсом «Изет Флайт Эйр» 202, последствия могут быть катастрофическими.
— А вы откуда знаете?
— Знаю. Если полетите в Милуоки, потеряете все. Машина у вас есть? Поезжайте на ней, и все будет хорошо.
— Все будет хорошо?
Мужчина резко убрал руки. Ощущение освобождения от сильной, но невидимой энергии было таким отчетливым, как если бы резко наступила полная тишина.
— Подумайте хорошенько, Ли.
— Как ваше имя?
Красивую улыбку на его лице сменило жесткое выражение.
— Распутин.
Он отступил на шаг. И через несколько секунд скрылся из виду.
Между мной и стойкой регистрации оставались две пары и мужчина, похожий на отставного военного.
Я взглянул на кассиров, внезапно будто осознал их тупость и непрофессионализм, и спросил себя: «Что, если все служащие этой авиалинии такие же?» Сколько успешных рейсов умудрилась сделать «Изет Флайт Эйр»? И где, кстати, Дон Олсон?
Как только беспокойство за друга вытеснило другие мысли, Олсон возник из толпы, в которой только что растворился «Распутин». Возможно, он даже видел этого странного и впечатляющего типа.
Дон подошел с журналами «Ярмарка тщеславия» и «Новая республика», благоухая бурбоном, и я спросил, заметил ли он удивительного человека в черной кожаной куртке, с седыми волосами до плеч и лицом вождя апачей, если только апачи были БАСПами[31]
. Дон моргнул и спросил:— Что?
Я повторил.
— Похоже, не заметил.
— Идиот, такого просто нельзя не заметить. Это как не заметить горящего здания.
Дон снова моргнул.
— Говорю, не заметил. А что? Он что-то натворил?
— Он велел мне не лететь этим рейсом.
Мы переместились еще на восемнадцать дюймов и стали третьими в очереди.
Олсон спросил, почему незнакомец отговаривал от полета, и выслушал ответ, как мне показалось, невозмутимо.
— И что ты решил?
Глубоко в душе он, по-моему, был доволен.
— Я ждал тебя, чтобы спросить.
— Я сделаю так, как решишь ты. Если решишь правильно.
Я с раздражением посмотрел на него.
— Стыдно сказать, но я хочу ехать на машине.
— Решение правильное. Пошли отсюда.
— Хорошо, — ответил я и понял, что вправду могу вот так просто взять и уйти.
Семейка вновь начала ссориться, и я спросил стоящих передо мной, не в Милуоки ли они летят.
Мужчина из первой пары ответил:
— Нет, в Грин-Бэй.
Женщина из второй пары ответила:
— В Терре-Хот. А что?
Похожий на отставного военного улыбнулся и сказал:
— Мне намного дальше.
Я спросил, не собирается ли он делать пересадку в Милуоки.
— В Сент-Луисе.
Я развернулся к семейке. Родители вместе весили, наверное, фунтов семьсот. Они недовольно наблюдали за детьми, а те ходили вразвалочку кругами и постоянно канючили. Пара заметила, что я смотрю на них, и удивленно примолкла. Никто с ними обычно не заговаривает вот так, решил я.
— В двух словах, — сказал я. — Вы летите в Милуоки или транзитом через Милуоки?
— Мы — что? — спросила жена.
— Нет, — ответил муж.
— Что «нет»? — спросила она. — Не говори ему о наших… Он не… Не смей… Ты вечно… Ты никогда…