Темная материя

Запрокинув голову, Шильф смотрит на второй велосипед, подвешенный среди листвы и медленно поворачивающийся на невидимом нейлоновом шнуре вокруг собственной оси. Уже со второй попытки полицей-обермейстеру удалось закинуть катушку с крюком на ветки. Он подтянул велосипед наверх и прикрепил катушку к стволу молодой березы. Шильф отвязывает катушку. Теперь ему приходится прикладывать немало сил, удерживая вес велосипеда.

Металлический трос, мертвое тело, велосипед.

Он отдает последнюю команду, и они с Ритой занимают посты за двумя деревьями по обе стороны от дороги, между которыми натянут трос, Рита — справа, а он — слева.

Птичья филармония настроилась и высвистывает алеаторическую[37] увертюру. Несмотря на взволнованность комиссара, его сердце бьется нехотя, надолго задумываясь перед каждым ударом. Под ногами у него муравьи перетаскивают туда и сюда распиленные на части листочки. Ни мертвой гусеницы. Ни комаров. Голова Шильфа раздвигается в широкое пространство, по которому гулкой поступью гуляют мысли.

А если он не явится?

Тогда у этой истории не будет конца.

А если из этого не получится никакого толку?

«Тогда, значит, не будет сказано ничего нового о человеческой жизни, подумал комиссар», — думает комиссар.

Но он явился. Он счел удачной мыслью прифрантиться, надев шляпу и вооружившись тростью, — эти аксессуары как раз подходят к столь романтической и в каком-то смысле печальной шараде. В своем облачении он похож на одного из тех чинных господ, которые сто лет назад выбирались по воскресеньям за город погулять на лоне природы.

В отель «Панорама» на вершине Шауинсланда он прибыл накануне вечером и сразу расплатился вперед. Рано, на восходе солнца, он сообщил дежурному, что отправляется в долгий путь. Никто не увидел в этом ничего странного. На преувеличенно любезную улыбку дежурного Оскар терпеливо отозвался ответной улыбкой.

Ночные часы он провел на балконе. Он глядел, как туман заливает цементообразной массой складки горного ландшафта, и размышлял над тем, показалась ли бы ему самому странной формулировка «долгий путь». После визита комиссара он ожидал, что к нему явится полиция. Он надеялся, что у них хватит деликатности не арестовывать его на работе. На все вопросы он заранее заготовил ответы.

Поступок его был всего лишь обычной дружеской шуткой. Никто не должен был пострадать. Все, что за этим последовало, нельзя было предусмотреть и предотвратить, то есть, говоря юридическим языком, беда случилась, несмотря на соблюдение в пределах возможного всех необходимых мер предосторожности. Так что в этом отношении ему ничего нельзя поставить в упрек.

Вызова на раннюю утреннюю прогулку по лесу он не ожидал. Понятно, что тут заготовленные ответы ему не помогут. Очевидно, ему хотят устроить очную ставку с Себастьяном. Возможно, за этим стоит сам Себастьян. Возможно, думал Оскар, час за часом глядя на темный, безжалостный в своем молчании горный мир, комиссар этот — никакой не комиссар, а пособник. В таком случае Себастьян на месте преступления, наверное, выстрелит в Оскара. Интересно бы знать, кинет ли он ему перед выстрелом второй пистолет?

Ни на секунду Оскар не задумывался, разумно ли это — принимать такое приглашение. В минуту слабости у него промелькнула картина, как на туманном рассвете они с Себастьяном целятся, наставив друг на друга старинные пистолеты, а затем, не выдержав, опускают стволы и идут навстречу друг другу с распростертыми объятиями. Он тотчас же запретил себе эти мысли. Он знает, что потерял друга. Теперь он только хочет узнать, что там для него приготовили. Он сгорает от нетерпения поскорее узнать, что он для них значит. Действительно ли играющий в шахматы комиссар равен ему по интеллекту. Неприятнее всего было бы проиграть более слабому противнику.

Если это смешанное сочетание азартного настроя и щемящей тревоги подходит под описание странника, который неведомым маршрутом шагает навстречу туманной цели, тогда и впрямь можно сказать, что Оскар этим утром отправился в долгий путь.

И вот лес расступается. Перед Оскаром раскинулась широкая седловина, на которой там и сям лежат спящие коровы, темнея в траве мясистыми буграми. Дорога спускается вниз в сторону старого ресторанчика, заколоченные окна и двери придают ему обиженное выражение. Немного не доходя до этого дома, дорога круто сворачивает влево и через сто метров снова исчезает за деревьями.