Темная материя

Ландшафт за окном останавливает свой бег, некоторые пассажиры входят и выходят. Шильф ставит дорожную сумку рядом с собой, чтобы никто не занял соседнее место. Журнал, который его так увлек, свернутый в трубки, готовый вот-вот развернуться, торчит из бокового отделения. Если Шильф правильно понял рассуждения профессора физики, получается, что они подтверждают тезисы Убийцы из машины времени. При этом остается неясным, выступает ли автор как сторонник теории множественных миров или же только объясняет ее читателю. Профессор на квадратной фотографии светловолос, лицо — смеющееся. Вид у него счастливый. Шильфу нравится подпись под снимком: «Все, что возможно, происходит в действительности». Это положение в чем-то сходится с его смутными идеями насчет первоначального текста реальности, хотя модель пенящегося времени, на его взгляд, представляется слишком шаблонной.

Еще в детстве его поразила мысль, что мир в действительности может быть совершенно не таким, каким он видится в нашем восприятии. Ребенком, лежа на пузе в саду родительского дома, он вел дискуссии с бабочками о том, следует ли рассматривать грецкий орех у стены как одно дерево или как конгломерат из двух тысяч составленных воедино деревьев, каким его представляют фасеточные глаза насекомых. Дискуссия могла идти бесконечно, так как оба участника — и комиссар, и бабочка — каждый по-своему были неоспоримо правы. Через бабочек, летучих мышей, управляющих своим полетом при помощи эхолота, и поденок Шильф узнал, что время, пространство и причинно-следственные отношения в самом прямом смысле слова зависят от точки зрения наблюдателя. Лежа на траве, пребывая в состоянии одновременно рассеянном и сосредоточенном, он без труда мог на мгновение оторваться от перил привычного восприятия действительности и, отпустив руки, воспарить над непостижимым хаосом. «Как забавно он разговаривает сам с собой!» — говорили друг другу родители. Между тем комиссар в десятилетнем возрасте был очень близок к тому, чтобы помешаться в рассудке.

С тех пор из детских опытов над собой родился рабочий метод, вся разница только в том, что теперь Шильф не может поваляться в саду. Включив свою проницательность, он мучительно долбит доступный для наблюдателя поверхностный слой, состоящий из описаний места события и свидетельских показаний, пока его пористая поверхность не позволит сделать заключение о характере первоначального текста, то есть сущностной основы. Случайности он понимает как метафоры, под противоречиями обнаруживает оксюмороны, повторение тех или иных деталей прочитывается им как лейтмотив. Когда под ложечкой начинает сосать, как будто бы он, находясь в полете, взлетел на вершину крутой траектории, Шильф, чтобы не упасть, инстинктивно хватается за какую-нибудь опору (край стола, дверной косяк, раковину умывальника) и пожинает плоды своих усилий: догадок, снов наяву, ощущения дежавю.

Там, где он служит, никто не понимает, как он работает; всем видны только его успехи. Коллеги жмут ему руку, в глаза называют гениальным ясновидцем, а за глаза говорят, что ему бессовестно везет. После раскрытия убийств, совершенных пришельцем из машины времени, говорили, что комиссар только и делал, что целыми днями сидел, не сходя с места, пока убийца сам не пришел к нему и вежливо не попросил снять с него показания.

На самом же деле комиссар несколько недель потратил на то, чтобы вдребезги разбить клетку своих наблюдений и нащупать в ней нити, связывающие его с разыскиваемым преступником. Он ждал, когда из общей массы, в которой смешались вещи, извлеченные путем чтения документов и медитации, проглянет какое-нибудь указание, которое подскажет ему, когда и где произойдет крайне необходимая ему случайность. И вот однажды раздался телефонный звонок; незнакомая женщина, нечаянно ошибившаяся номером, настойчиво требовала, чтобы ей подали какого-то Роланда. В тот же день в конференц-зале в окно пыталась залететь птица и, стукнувшись о стекло, замертво упала на карниз, а потом, когда ее хотела взять оттуда молодая полицеймейстерша, как ни в чем не бывало упорхнула. Некоторое время спустя комиссар споткнулся в передней и разбил о дверной косяк стекло на циферблате наручных часов. В отделе часов в «Карштадте»[19] перед ним оказались в очереди два молодых человека, один из которых имел некоторое сходство с жертвой третьего убийства. Они смеялись, рассуждая о том, что жить без часов не только возможно, но и гораздо приятнее. Комиссар не стал отдавать часы в ремонт, а, выйдя за дверь, взял из рук уличного распространителя рекламный листок, приглашавший на какое-то мероприятие в панорамном кафе штутгартской телевизионной башни. Вечером он включил телевизор и случайно попал на фильм под названием «Вертиго», в котором речь шла о возвращении мертвой женщины; конец фильма Шильф так и не понял.