Темная мишень

Грешник досадливо встряхнул головой и тут же крупно пожалел об этом: в висках и затылке будто полыхнуло, боль раскаленной иглой впилась в позвоночник, пробила до копчика. Твою же мать…

Поляков злобно покосился на свой отряд, шаркающий подошвами за ним по пятам.

Вот же уроды, шумят, как стадо шилоклювов! Увы. С потерей человеческих качеств его зомби растеряли и все необходимые навыки для скрытного проникновения. Гремели каблуками, бряцали оружием, сопели. Толян тоже плелся вместе со всеми, не сводя с Грешника выпученных в животном испуге глаз. Поляков невольно усмехнулся. Все осознавать, но не в силах сопротивляться – это, пожалуй, чертовски неприятно, понять этого заморыша можно. Но гладить по головке он его не собирался. Ведь сам Грешник на сочувствие обитателей убежища рассчитывать не мог.

Словно ледяной ветерок прошел по затхлому воздуху коридора.

Дохнул в лицо, стягивая кожу.

Грешник зло шикнул на своих подопечных, заставив замереть.

Он упустил момент, когда это началось, но что-то явно пошло не так. Вроде и не слышно звуков тревоги, но и напряженная тишина, сгустившая там, где сейчас находилась баррикада, крайне подозрительна. Вот именно – тишина. Его зомби шумели больше, чем десяток вооруженных мужиков. Он попытался прощупать, что там, впереди – так, как недавно научился. Не вышло. Головная боль тут же ввинтилась в мозг ржавым сверлом. Грешник застонал, хватаясь дрожащей рукой за мгновенно взмокший лоб. Черт, от этой затеи лучше отказаться. Что-то дороговато ему обходится новый опыт. Организм после всех этих экспериментов пошел вразнос. Похоже, перестарался на поверхности, когда разгонял шилоклювов, но ведь получилось это спонтанно, черт побери…

Взгляд Грешника остановился на Толяне, заставив его отпрянуть, вжаться спиной в стену. Взгляд хищника, терзаемого лютым голодом. Похоже, пришла и твоя пора, дружок…

И снова возникла досадная помеха. Долетевшая издалека чужая боль снова пронзила череп, ввернулась в позвонки шеи, разодрала позвоночник раскаленной колючей проволокой.

Его девочка, его Фиона. Храмовой убивал ее. Прямо сейчас.

Грешника затрясло, словно в него воткнули высоковольтный провод с оголенными концами.

Не выдержав внутреннего напряжения, его разум отключился, полностью поглощенный вспышкой животной ярости. Все планы, расчет, намерения полетели к чертям. Адреналин вскипел в крови, наливая мышцы сумасшедшей силой. Грешник зарычал, словно дикий зверь, подаваясь вперед, для броска, и пятеро его зомби повторили его рык, синхронно копируя все движения – послушные куклы в руках опытного кукловода, пять пальцев одной руки. Плескавшийся в глазах Толяна ужас растворился под неудержимым натиском чужой воли. Он оттолкнулся от стены и зарычал в унисон Грешнику, сливаясь вместе с его группой в одно безумное существо.

Снова издав могучий раскатистый рык, вырвавшийся из семи глоток, существо прыгнуло за угол, громыхнув о бетон каблуками «берцев», сапог и ботинок. И рвануло к баррикаде, открыв на бегу огонь из всех стволов.

* * *

– Не надейся, детка. Я не дам тебе умереть – пока сам этого не пожелаю!

Храмовой погасил зажигалку, убрал руку от кровоточащей культи и откинулся на спинку кресла.

А потом в который раз обвел взглядом бытовку, лишь бы не смотреть на свою жертву. Тяжело задумавшись, мельком покосился на пол, где уже валялись четыре обрубка – словно раздавленные червяки. Там же, в лужицах крови, мокла и безнадежно загубленная сигара. Выронил, когда бил эту суку по лицу. Губы разбил так, что кровью умылась, но бесившую его улыбочку так и не стер. Крик из глотки Фионы удалось вырвать лишь раз, больше не издала ни звука, словно онемела. Лишь дергалась, лишаясь очередного пальца. И улыбалась. Улыбалась! Даже не издевательски, а… как-то снисходительно, что ли, смотрела на него, будто на морального калеку.

«Да иди ты в жопу со своей гребаной стойкостью! Здесь я хозяин положения! Я, и только я! И твоя жизнь в моих руках, а не наоборот…»

Зыркает с таким видом, словно ей известна тайна жизни и смерти. Напрашивается, чтобы прикончил. Не дождется.

Запах паленого мяса, пропитавший помещение, щекотал ноздри – даже и не понять сразу, неприятно или нет. Если представить, что находишься в столовой, где шкворчат отбивные на сковородке… Какие еще, нахрен, отбивные? Человеческая плоть, мля. Не думал, что процедура пытки, которую сам же и решил осуществить, окажется настолько неприятной, но приходилось делать вид, будто ему все нипочем. Он не мог ударить в грязь лицом ни перед этими болванами, которых пришлось сделать помощниками, ни перед этой девкой.

– Микса, сгоняй за новой сигарой, – с трудом сохраняя на лице свое фирменное, презрительно-насмешливое выражение, распорядился Робинзон.