Темная ночь

Нет, Мэддокс не был в порядке. Спокоен – да, но так паршиво, как сейчас, ему, должно быть, не было еще никогда в жизни! Тем не менее он кивнул и, не проронив более ни слова, двинулся дальше по коридору, преодолел лестницу и зашагал по галереям его крыла замка. «Надо быстрее покончить с этим», – думал он.

Когда Люсьен и Аэрон вновь поравнялись с ним, Аэрон сказал:

– Мой клинок.

– Он у тебя шикарный, – ответил Мэддокс, делая вид, что не понял его, и клинок не вернул.

– Я не знал, что ты без оружия, – проворчал Аэрон.

– Если хочешь остаться при своем, лучше смотри за ним.

– Могу сказать то же о твоей голове.

Мэддокс не ответил. Чем меньше оставалось до спальни, тем явственнее он ощущал нежный медовый запах Эшлин. Так пахла ее кожа. Не мыло, не духи, а она сама. Его тело напряглось до боли в мышцах, а достоинство наполнилось жаром и желанием. Он готов был упиваться этим медом вечность напролет. «Она такая же, как все прочие женщины, помнишь? Ничего особенного», – мысленно напомнил он себе. Метнув быстрый взгляд на своих спутников, он убедился, что они не замечают аромата, которым был напоен воздух. «И слава богу», – решил Мэддокс, который ни с кем не хотел делить Эшлин, даже ее запах. «Ничего особенного, черт бы тебя побрал», – твердил он, словно заклинание.

Подойдя к порогу, все трое остановились. Аэрон вытянулся и удобнее перехватил клинок. Его лицо сейчас напоминало маску. Он был готов ко всему, с чем может столкнуться внутри. Люсьен тоже достал оружие – пистолет 45-го калибра – и снял его с предохранителя.

– Сначала смотрите, а потом нападайте, – сказал Мэддокс сквозь крепко стиснутые зубы.

Не глядя на него, воины кивнули.

– На счет три. Раз. – Он слегка повел ухом, прислушиваясь.

Изнутри не доносилось ни звука. Не было слышно ни плеска воды в ванной, ни возни тарелок по подносу. Неужели Эшлин и вправду сбежала? Если это так, то…

– Два. – Его желудок сжался от гнева и страха, шрамы на животе нестерпимо жгло. Он покрепче сжал рукоятку клинка. Мэддокс решил, что покинет крепость и будет обыскивать все закоулки земного шара до тех пор, пока не найдет ее. «И в самом деле, в ней нет ничего особенного», – уверенно подумал он. – Три. – Мужчина повернул замок и толкнул дверь. Петли жалобно хрустнули.

Все трое воинов разом ворвались в комнату, молчаливые, готовые ко всему. Мэддокс обвел глазами спальню, стараясь ничего не упустить. Полы – никаких отпечатков. Окно – по-прежнему закрыто. Блюдо с едой – не тронуто. Часть вещей выкинута из шкафа и разбросана по полу.

«Где же она?» – почти в панике подумал он.

Аэрон и Люсьен осматривали комнату, а Мэддокс осторожно подкрался к гардеробной. Держа наготове клинок, он резко дернул дверь и принялся шарить между вещами. Пусто.

И тут тяжелое одеяло на кровати шевельнулось, и по комнате пронесся глубокий вздох, перешедший в чуть слышный стон.

– Опустите оружие, – распорядился Мэддокс яростным шепотом.

Протяжный женский вздох воспламенил кровь у него в жилах.

Несколько секунд прошло, прежде чем оба мужчины подчинились. И только тогда Мэддокс, неслышно ступая, приблизился к кровати. У него на лбу выступила испарина… Сам не понимая почему, Мэддокс трепетал, как простой смертный. Он подозревал, что зрелище, которое вот-вот предстанет перед ним, вконец его доконает. И не ошибся.

Перед ним предстала спящая красавица. Эшлин. Ангел. Уничтожительница. Ее янтарные волосы разметались по белоснежной подушке. Пушистые ресницы, на несколько оттенков более темные, чем волосы, отбрасывали тени на щеки. Она так и не помылась, не поела. Похоже, сразу после его ухода она забралась в кровать и заснула.

– Симпатичная, – протянул Аэрон, и в его тоне проскользнуло невольное восхищение.

«Божественно прекрасная, – поправил про себя Мэддокс. – И моя». Ее губы были красными и слегка припухли. «Должно быть, она кусала их от беспокойства», – подумал он. Мужчина наблюдал, как мерно поднимается и опускается ее грудь, и вдруг, словно в беспамятстве, протянул руку. «Не трогай, не трогай!» – в отчаянии заклинал он себя, но был бессилен остановить медленно скользившую по воздуху конечность. Лишь в самый последний миг она замерла, сжатая в тугой кулак. Его тело вновь окаменело и вытянулось в струну, внутренне содрогаясь от желания – темного, пугающего своей глубиной и мощью, в сравнении с которой яростные призывы Насилия казались детским лепетом. «Как она это делает? – удивлялся про себя Мэддокс. – Как ей удается вызывать столь сильный отклик в моем теле, просто вдыхая и выдыхая?»