Темная ночь

– Хорошо, хорошо, я убью их. – По-прежнему не понимая, о каких пауках она говорит, воин мягко провел ладонями по ее лицу, шее, рукам, животу, ногам. – Я убил их. Их больше нет. Клянусь тебе.

Кажется, она немного успокоилась.

– Еда, вино… Яд?

С лица Мэддокса сбежали все краски, и он стал таким же бледным, как девушка. Он не подумал… совсем забыл… Вино, которое он ей принес, было сделано для них, бессмертных воинов, а не для людей. Человеческий алкоголь их не брал, поэтому Парис обычно добавлял в вино несколько капель амброзии, которую прихватил с небес и хранил все эти годы. «Наверное, амброзия ядовита для смертных, – решил Мэддокс. – Я сотворил с ней это, – в ужасе подумал он, – я сам, а никакие не боги». Он с ревом впечатал кулак в металлическое изголовье кровати, разбив в кровь костяшки. Ему показалось мало, и он ударил снова. Кровать заходила ходуном, а Эшлин застонала от боли.

«Перестань! Ты делаешь ей больно!» – приказал себе мужчина. Он заставил себя оставить в покое изголовье и сделать несколько медленных вдохов и выдохов. «Успокойся!» – повелел он себе, наверное уже в тысячный раз за этот день. Но жажда крушить только усиливалась. Не считая краткого затишья после драки с Аэроном, Мэддокс весь день был на грани срыва, и происшествие с Эшлин только все ухудшило. Воин понимал, что в любое мгновение может переступить черту и совершить непоправимое зло.

– Скажи, как тебе помочь, – повторил он.

– Д… доктор.

«Человеческий целитель, – подумал Мэддокс. – Точно! Я должен отнести ее в город». Ни у кого из Владык нет медицинской подготовки, ведь она была им совершенно не нужна. «Но что, если доктор захочет оставить ее в больнице на ночь?» – спросил себя и покачал головой, понимая, что не может допустить этого, ведь тогда у нее будет время рассказать охотникам об увиденном и услышанном в замке. Но больше всего Мэддокс опасался, что ее похитят, обидят, а он не сможет этому помешать.

«Значит, надо привести доктора сюда», – решил он.

Мэддокс еще раз нежно поцеловал ледяные, неподвижные губы Эшлин. Его ладони сжались в кулаки.

– Я найду тебе доктора, красавица, и приведу его в крепость.

Она застонала и наконец открыла прекрасные, окаймленные длинными ресницами глаза. Два янтарных озера с болью обратились на него.

– Мэддокс.

– Я скоро вернусь. Клянусь.

– Не… уходи. – Казалось, она вот-вот заплачет. – Больно. Очень больно. Останься со мной.

В душе Мэддокса схлестнулись желание внять ее мольбе и необходимость идти за помощью. Но он не мог оставить девушку в комнате совсем одну. Он выглянул за дверь и крикнул:

– Парис! Аэрон! Рейес! – Звук его голоса эхом отдавался от стен. – Люсьен! Торин!

Не дожидаясь, когда кто-то откликнется, воин вернулся к постели и взял девушку за руку так, что их пальцы сплелись.

– Как я могу облегчить твою боль?

– Не уходи, – чуть слышно выдохнула она.

От углов ее рта разбегались красные прожилки. Яд распространяется?

– Не переживай, я никуда не уйду, – пообещал Мэддокс. Больше всего на свете он желал забрать ее боль себе. Что такое для него еще толика страданий? Капля в море. Зато она… Что она для него? Ответа на этот вопрос у него пока не было.

Девушка со стоном схватилась за живот, перевернулась на бок и свернулась в клубок. Свободной рукой Мэддокс заправил ей волосы за ухо, которое по-прежнему ничего не слышало из-за натекшего туда вина.

– Что еще я могу сделать?

– Не знаю. – Она глядела на него остекленевшими глазами. – Я… умру?

– Нет! – воскликнул Мэддокс. Он не собирался кричать, но получился даже не крик, а звериный рев. – Нет, – повторил он более мягко. – Это я виноват, и я все исправлю.

– Ты… нарочно?

– Конечно нет.

– Тогда как? – прошелестела она и снова застонала.

– Нечаянно, – ответил он. – Это вино не годится для людей.

Ничего не ответив на его слова, она вдруг резко поднялась на кровати, зажав рот рукой:

– Меня сейчас… вырвет.

Мэддокс вскочил с кровати, схватил пустую миску из-под фруктов и подставил ее девушке, которую, едва она успела свеситься с постели, тут же вывернуло наизнанку. Свободной рукой он придерживал ей волосы, чтобы они не запачкались.

«Интересно, рвота – это добрый знак или нет?» – спрашивал себя он.

Эшлин повалилась обратно на матрац, а в комнату вбежали Рейес и Парис. Оба воина выглядели растерянно.

– Что случилось? – выпалили они в один голос.

Сеть морщинок вокруг глаз Париса стала еще гуще. У Рейеса кровоточили руки, одна из которых заметно опухла. Обеими руками он сжимал по клинку, готовый ринуться в бой. Увидев распростертую на постели девушку, он растерялся еще больше.

– Помочь тебе ее прикончить? – спросил он.

– Нет! Вино… амброзия, которую добавляет туда Парис. Я дал ей его. – В голосе Мэддокса явственно звучали вина и отчаяние. – Спасите ее!

Хотя Парис держался ровно, было заметно, что его пошатывает.

– Я не знаю как.

– Но ты должен! Ты проводишь тучу времени среди людей! – крикнул Мэддокс, едва сдерживая рвущийся из груди рев. – Скажи, как помочь ей!

– Извини, но я не знаю, – повторил Парис и потер бровь тыльной стороной ладони. – Я никогда никого не угощал нашим вином.