Темная охота (Сборник)

Не мог же я сразу же после завтрака заявить директору, что у него в школе неладно, и небрежно спросить, почему за последние двенадцать лет ни один из выпускников не был затребован родителями? Причем это еще половина апельсина, как сказал старина Бидо, когда на очередном допросе я пообещал упечь его за бродяжничество, поскольку ни в чем серьезном уличить не мог. Так вот, родителей у некоторых вообще не было, а многие из наличествующих чаще всего были под надзором либо уже изолированы. Хуже другое — ни один из выпускников не был обнаружен не только на территории графства, но и во всей конфедерации. Самое естественное предположение — выходя из школы, они меняли фамилии и жили по чужим документам.

А это попахивало если и не заговором, то чем-то очень похожим на заговор!

Рассортированные бумаги лежали аккуратными стопками. Директор широким жестом указал на свое кресло и, пообещав зайти через час, вышел. Я рассеянно полистал платежные ведомости, переложил не глядя слева направо стопки учетных карточек, наконец добрался до списка учащихся. Так-так, сорок шесть человек: Цезар Коржо, Хач Мангал, Стив Орнитц, Пит Джеджер…

Пит Джеджер… тогда он сидел перед нами на жесткой скамье отделения, вцепившись трясущимися руками в барьер, и, весь перекошенный, с идиотским смехом исходил слюной и соплями. Его подобрала патрульная машина в Веселом квартале у дверей какого-то притона. Несколько придя в себя, он назвался, а когда дежурный составил акт и заполнил форму на принудительное лечение, то компьютер, в который ввели данные и отпечатки, неожиданно включил магнитный замок и блокировал выход.

Дежурный запросил отдел информации и вызвал следователя. Следователь и распечатка на Пита пришли одновременно. Судя по бумаге, он сейчас должен был находиться в спецшколе, за триста миль отсюда и под надежной охраной.

Я засиделся в своей конторе и заехал с патрульными в отделение выпить кофе и перекусить — третий час ночи, а утром, в субботу, я собирался вылететь на Побережье, разобраться наконец с женой, в каких отношениях мы с ней находимся и долго ли эта неопределенность будет тянуться. В буфете я взял несколько бутербродов, кофе не было, запивал минералкой. Когда я пошел к выходу, меня чуть не сшиб дюжий сержант, выскочивший в коридор с криком: «Где док?»

За ним из комнаты несся дикий вой, сопровождаемый глухими ударами.

Дежурный выкручивал руки долговязому подростку, а тот вырывался и бился головой о барьер.

— Позвольте, — сказали за моей спиной. Полицейский доктор отпихнул меня от барьера, выхватил шприц и ловко вкатил в руку буйствующего несколько кубиков чего-то желтого. Подросток обмяк и привалился к барьеру. Дежурный вытер пот со лба, кинул фуражку на стол и уставился на меня. Я показал ему свою карточку.

— Что с ним?

— Взбесился, молокосос, — обиженно сказал дежурный. — Его притащили сюда — ну в стельку, привели в чувство, а тут выяснилось, что ему в спецшколе полагается быть. Только спросил про школу, а с ним истерика. Следователя укусил, сейчас ему руку перевязывают. Этот, как его, Пит Джеджер, беглец, по всей видимости…

Юнец несколько пришел в себя.

— Послушай, парень, — мягко сказал я, — тебя никто не тронет и плохого не сделает. Тебя что, обижали в школе?

Он вдруг вскочил и уставился совершенно круглыми глазами мне за спину, словно увидел там привидение, и не одно к тому же. Когда я невольно оглянулся, он с криком «сволочи!» боднул меня в живот и перескочил через барьер. В дверях его остановил кулак сержанта.

— Зря его так, — сказал я, приведя дыхание в норму.

— Виноват, — равнодушно ответил сержант и пошевелил носком ботинка голову лежащего на полу Джеджера. — Минут через пять очнется, а если водой окатить, то сразу.

И вот Пит Джеджер косо сидел перед нами и трясся и лепетал что-то, закатывая мутные глаза, а пока дежурный выяснял по телефону, куда его сунуть до утра, я прикидывал, успею ли поменять утренний десятичасовой билет на ночной рейс, чтобы не тратить время днем.

Раскисшего подростка отволокли в камеру, а я с попутным патрулем уехал в аэропорт.

Жену я не застал. Придавленная тяжелой китайской вазой записка гласила, что у нее репетиция, она извиняется, но всю волокиту придется отложить на месяц, до премьеры, и что надо поговорить с сыном— плохо ходит в школу.

Сына тоже не было дома. В его комнате все как обычно — стены оклеены фотоблоками, в углу неизменный хаос. Травкой не пахло, упаковок из-под таблеток тоже не было видно, значит, «колесами» не балуется, это уже славно, а что не посещает занятий, так еще неизвестно, поможет ли ему образование выбиться на местечко потеплее. Мне лично оно только мешало. Ну, об этом ему говорить не надо, напротив, несколько слов об упорстве, настойчивости, несколько общеизвестных примеров… потом незаметно сунуть ему в карман чек и проследить, чтобы он незаметно не сунул его обратно.

Зачем ей понадобился бракоразводный процесс перед премьерой, думал я, возвращаясь с Побережья. Уже на посадке сообразил, что все просто — она и из этого хотела извлечь выгоду — бесплатная реклама, успех фильма обеспечен!