Темная сторона дороги (сборник)

Он отдаст тебе ключи, которыми можно завести любой двигатель любой машины; его истории откроют тебе сердца всех людей на свете. И теперь ты можешь отправиться в путь, но… Последнее, что осталось тебе узнать: ни дороги, ни истории НИКОГДА НЕ ЗАКОНЧАТСЯ!

Мария Артемьева

Дмитрий Витер Поворот налево

При повороте налево или развороте по зеленому сигналу светофора водитель безрельсового транспортного средства обязан уступить дорогу транспортным средствам, движущимся со встречного направления прямо или направо.

Правила дорожного движения, п. 13.4

© Дмитрий Витер, 2014

г. Москва, Восточное Измайлово

Я вышел к обочине и поднял руку. Отсюда, от супермаркета на углу 5-й Парковой и Первомайской, до дома ехать от силы пять минут, но уже вечерело, накрапывал летний дождик, и вызывать такси ради такой короткой поездки мне бы и в голову не пришло. Да и зачем ждать такси битый час, когда на любом перекрестке Москвы какой-нибудь бомбила остановится если не мгновенно, то через пять минут наверняка.

Ждать не пришлось – припаркованный метрах в десяти вишневый «Хюндай Аксент» мигнул фарами. Так и есть – бомбила ждет пассажиров, разбегающихся под июльским дождем. Я махнул рукой еще раз, и «хюндай» подъехал ближе. В стремительно надвигающихся сумерках вишневый цвет на глазах превращался в цвет запекшейся крови.

Я сел в машину, мельком взглянув на полноватого лысеющего водилу:

– На 11-ю Парковую, ближе к Щелчку, пожалуйста.

Машина тронулась и покатила по Первомайской улице по трамвайным путям. Я накинул ремень безопасности, щелкнув замком.

– Зачем пристегиваешься? – спросил бомбила. – Недалеко же.

– А у меня жена все время не пристегивается. Я ей напоминаю и сам пристегиваюсь. Вот так и привык.

Водила притормозил у пересечения с 9-й Парковой – возле метро всегда толчея.

– На 11-й налево, – напомнил я.

– Знаю.

Мы подъехали к перекрестку с 11-й Парковой и остановились на стоп-линии. За прошедшие пять минут небо плотно затянуло тучами, но уличные фонари не спешили включаться. По лобовому стеклу тихими пальцами постукивал дождь. На другой стороне перекрестка у остановки стоял трамвай. На светофоре мигал зеленый.

Было 22:10, 23 июля.

Водитель повернул налево.

* * *

– А что случилось потом? – участливо спрашивает психолог.

Вопрос логичный, но ответить на него я не могу.

– Не помню.

Я зачем-то снимаю очки, и осенние листья за окном расплываются, как акварельные краски багрового цвета. Цвета крови. Интересно, где теперь очки, что были на мне в момент аварии? Мне их никто так и не вернул.

– Совсем ничего не помните? – Психолог делает пометку в блокноте.

В этом есть определенная ирония. В кино аварии всегда показывают драматично – вот на ничего не подозревающих пассажиров сбоку налетает грузовик. Машина, вылетевшая на встречную полосу, отчаянно тормозит, и визг тормозов смешивается с криками. В ожидании неизбежного удара люди закрывают лица руками.

Но это в кино. Я же просто ехал по Первомайской и болтал с водителем. А потом – без всякого перерыва – скорая помощь. Или сон о ней. Вопросы. Имя. Фамилия. Я отвечаю или нет? Я ищу телефон, но это случилось до скорой помощи. Где-то во тьме. Жена скажет мне потом, что из разбитой машины я звонил семь раз:

– Привет! Я попал в аварию. Я живой. Был пристегнут.

Она что-то отвечает, но время прыгает, как заевшая пластинка, и я звоню ей в первый раз:

– Привет! Я попал в аварию. Я живой. Был пристегнут.

– Ты мне это уже говорил, – отвечает она. Нет, не отвечает. Не успевает ответить, потому что время снова прыгает, я сбрасываю звонок и звоню ей в первый раз.

Потом я своими глазами видел распечатку от сотового оператора. Семь звонков, каждый длительностью секунд по десять. Семь раз отмеренная и один раз отрезанная реальность. Провал во времени, и вот я уже на каталке в больничном коридоре. Ночь пепельного цвета. Только в больничных коридорах ночь бывает такого особенного оттенка.

Я поворачиваю голову и вижу рядом еще одну каталку. На ней лежит девушка.

– Я из другой машины, – говорит она. – В джипе нас было четверо.

Ага. Значит, джип…

* * *