Темная сторона дороги (сборник)

Правосудие сегодня представляет женщина лет сорока с резким голосом классной руководительницы, и она только что сказала Бомбиле, что ему крупно повезло – все пострадавшие остались живы, получив травмы средней тяжести. Так эксперты называют разбитые головы, сломанные ребра и неспособность передвигаться без костылей. Тюрьма Бомбиле не грозит.

– Что бы вы хотели сказать суду? – спрашивает девушку Правосудие.

– Я бы отобрала у него права, – тихо говорит Девушка-На-Каталке, вставая и опираясь на костыль.

Правосудие кивает ей головой, и девушка садится.

– Что бы вы хотели сказать суду? – Теперь вопрос обращен ко мне.

Я встаю и несколько секунд не знаю, что сказать. Мне все еще мерещится галочка в «Приложении к Справке о ДТП» напротив моего имени.

Потом я вспоминаю про ремень, привязанный к изножью кровати, и спрашиваю:

– Почему вы не пришли навестить пострадавших?

– А я не знал, что кто-то попал в больницу, – говорит Бомбила, не поворачивая головы, как нашкодивший школьник. Я знаю, что это ложь. Лейтенант показывал мне протокол со списком больниц, куда направили потерпевших. Внизу страницы стояла подпись Бомбилы.

* * *

– А почему вы спросили об этом? – интересуется психолог. – Вы бы хотели его видеть в больнице?

За окном по металлическому подоконнику уныло барабанит апрельская капель, а солнечные лучи окрашивают стены кабинета в цвет рыжей миллиметровой бумаги.

Может быть, я не хотел бы снова видеть Бомбилу, но я бы хотел, чтобы он увидел ремень, привязанный к изножью кровати. И чтобы он увидел, как в палату к девушке приносят костыли. Но он не может этого увидеть, потому что…

* * *

…потому что Бомбила стоит к нам спиной, сверкая лысеющим затылком. Я сажусь, и Правосудие говорит о смягчающих обстоятельствах – вину признал, в содеянном раскаялся, имеет несовершеннолетнего ребенка 17 лет.

– …назначить административное наказание в виде штрафа в доход государства, – объявляет Правосудие и закрывает папку.

Через минуту я стою с девушкой из джипа в коридоре суда. Она говорит, что помнит меня. Для нее уже я – Мужчина-На-Каталке.

Бомбила идет мимо нас, торопится, словно не замечая. Я снова вижу его в профиль. Он проходит, не поворачивая головы в нашу сторону.

Птица-сердце где-то внутри клетки ударяется о прутья, и я снова оказываюсь в кабинете у психолога.

Он что-то записывает. О чем я ему только что рассказывал? Ах да…

* * *

Утро. Я сижу на пассажирском сиденье, пристегнут. Жена за рулем – она везет меня в поликлинику на амбулаторный осмотр к хирургу.

Мы выезжаем на первый перекресток, и я знаю, что сейчас в нас врежется машина. Джип, например. Прямо в переднюю правую дверцу.

Я задерживаю дыхание и сжимаю ремень безопасности так же, как сжимал ремень в больнице.

Мы проезжаем второй перекресток – горит зеленый свет. Я жду удара. Если это произошло однажды, это может случиться еще раз. Например, прямо сейчас, прямо здесь.

Мы выезжаем на следующий перекресток, и жена осторожно поворачивает машину влево. Я начинаю кричать.

* * *

– Я снова приехал к вам на метро, – говорю я.

Психолог записывает. Со лба у него стекают капли пота – кондиционер в кабинете не работает, и летняя жара донимает нас обоих.

– Опять? – спрашивает он. – Мы с вами столько раз обсуждали, что вам нужно взглянуть в лицо своему страху. Вы не сможете сделать это в метро.

Я молчу и думаю о тех, кто боится ездить на метро. У всех свои недостатки. Я вот боюсь садиться в машины к незнакомцам и поворачивать налево.

– Вы говорите, в годовщину аварии планируете сидеть дома? – спрашивает психолог. Я киваю. – Ну так вот, – продолжает он, – вы должны будете в тот день не прятаться, а выйти в тот самый час на то самое место и сесть в первую же остановившуюся машину.

Я говорю, что не могу этого сделать. Я объясняю это спокойно и уверенно, как вэдэвэшник объяснял мне, как встать с кровати с помощью ремня. Говорю, что у меня прогресс. Я уже могу ездить на машине на небольшие расстояния вместе с женой. Что даже пробовал сесть в такси, но потом выходил через несколько кварталов. Опасность слишком очевидна, чтобы ею пренебрегать.

Психолог непреклонен:

– Считайте это экзаменом. В тот же день. В то же время. На том же перекрестке. Останавливайте первую машину, садитесь на пассажирское сиденье – и вперед! Сами увидите – вам сразу станет легче! Нужно закрыть эту страницу своей жизни и двигаться дальше.

Когда он говорит о страницах, я думаю о толстой папке с заголовком «Административный материал» с торчащим из нее краем миллиметровой бумаги. Вспоминаю, какой ровной и безопасной кажется на бумаге Первомайская улица. Думаю о летнем вечере, когда солнце только-только село, и начинает стремительно темнеть.

Я думаю об этом и понимаю, что уже стою на перекрестке Первомайской и 5-й Парковой. 22 часа. 23 июля. Я медленно поднимаю руку.

* * *

Пару минут никто не останавливается, рука начинает уставать, но потом возле меня резко тормозит черная запыленная машина – в сумерках я даже не успеваю рассмотреть модель.