– Тут еще тарелка разбитая… – Валера доставал осколки и аккуратно складывал рядом с мешком.
– Короче, мусор решили выкинуть, а с мусоропроводом поблизости не сложилось, – подытожил Алексей и пошел к лодке. – Валер, поехали, нам последний участок нужно обследовать.
Они подошли к берегу и залезли в лодку, тихо матерясь про себя.
– Пятьдесят три года живу, – задумчиво заметил пожилой опер, – а первый раз вижу, чтобы мусор в такой плотный пакет складывали. Я в таком картошку таскаю с рынка, за раз по десять килограмм. И ничего, не рвется.
Дернувшись, Мазаев быстро подошел к мешку и, широко раскрыв его, стал вытаскивать все содержимое. К сломанным часам и осколкам от тарелки прибавились старый металлический подсвечник, железная трубка и какое-то тряпье. Выбросив тряпки, следователь остановился и машинально вытер руки о чистые джинсы. На джинсах остались две склизкие полосы. Василий Андреевич крякнул и покачал головой.
– Эй, вы! – хрипло позвал Мазаев оперативников. – Возвращайтесь обратно.
Алексей и Валера, успевшие отплыть на пару метров, недоуменно переглянулись.
– Чего случилось-то? – не понял Валера.
– Понятых ищите, – хрипловато произнес Мазаев, не отводя глаз от раскрытого пакета.
На дне его, под чугунной сковородой и грязной крышкой от кастрюли, виднелся острый край топора.
Маша написала первые две страницы сценария через пень-колоду, и на третьей дело окончательно встало. Как она ни уговаривала себя, как ни пыталась придумать интересные, неизбитые реплики, раскрывающие тему, в голову лезло только одно – «жара»… В самом доме было прохладно, но здесь, под крышей мансарды, казалось, застывал даже ветер, влетавший в окно. Сонная пчела залетела внутрь, лениво покружилась вокруг ноутбука и вылетела обратно.
«Хочу быть пчелой, – подумала Маша. – Забраться в цветок, ковыряться в пыльце…»
Маше представилось, как Вероника, Сергей, Макар и дети идут сейчас через поле, в котором качаются васильки, и ей стало безумно жалко, что в такой прекрасный день она решила остаться дома. «Все равно ведь не работается…» – мысленно заныла она, обдумывая, не бросить ли все и не отправиться ли следом за всей компанией. Но тут же вспомнила лицо редактора, строго напоминающего о том, сколько сценариев нужно для передачи на лето, и поняла, что компания и купание в озере откладываются. Работать так работать.
Но Машин мозг, плавящийся от жары, считал иначе. Он подсовывал видения озер, морей, огромных океанов, в которых плескались киты, пуская вверх фонтаны всего, чего угодно, но только не сценариев. Маша постаралась представить мышку и зайчика, но и они прыгали в воду, поднимая брызги. Перед ее мысленным взглядом возник ежик в спортивной майке и шортах, стремительно плывущий под водой. Колючки у него колыхались, как водоросли, а зубастой пастью ежик стремительно ухватывал мелких рыбок, не успевших проскользнуть мимо. «Господи, бред какой…»
Она открыла глаза, и видение с подводным ежиком исчезло. Зато Маша почувствовала, что ее знобит. Спустилась вниз, достала из Вероникиной аптечки градусник и сунула под мышку. Поднялась обратно в мансарду и, прижимая к себе руку, уставилась на экран, где обрывалась незаконченная строчка.
Минут десять думала, как закончить предложение. Потом спохватилась, вытащила градусник и охнула, разглядывая ртутный столбик термометра. Тридцать восемь и три! Замечательно. Вот и поработала…
– Как же я умудрилась заболеть в такую жару? – спросила она сама себя.
Стало окончательно ясно, что сегодня сценарий не будет дописан. Голова отяжелела, озноб не прекращался. Выключив компьютер, Маша решила спуститься вниз и сделать горячий чай, а заодно принять что-нибудь противопростудное. Но, подойдя к двери, она вдруг почувствовала такую слабость, что сразу передумала, залезла в кровать, под теплое одеяло, и облегченно закрыла глаза.
Ее начал накрывать спасительный сон, с которым она боролась последние полчаса. Перед глазами мелькали смутные образы, непонятные существа, в которых она угадывала героев передачи, для которой писала сценарии. По комнате прошел, стараясь ступать неслышно, молодой динозавр. «Значит, температура растет», – мелькнуло в голове, и это была последняя здравая мысль, пришедшая Маше в голову, – она погрузилась в глубокий сон.
Сначала легкий, странный – ей снилась студия, в которой делалась передача, и во сне актеры были такими, как всегда, но одной из кукол за столом оказалась Юлия Михайловна, и это было не очень приятно. Во сне Маша пыталась убедить мать Вероники уйти, но Ледянина отрицательно качала головой и смеялась хрипловатым смехом. Из-за ее шеи торчала рука актера, управлявшего ею, но Маша никак не могла разобрать, как ни старалась, кто же озвучивает Юлию Михайловну.